29
Важа подарил папе на День рождения картину – петух и индюк. Оба пышные, цветные, залитые солнцем.
Алиса фыркнула:
– Нашел с кого портреты писать. Маслом!
– Благословен Всевышний, насыщающий всё живое, – смиренно произнесла Анико.
– Конечно! Это же не тобой они пытались насытиться! Ты маленькая была, тебя в этом доме берегли – это на нас всем уже было положить.
– Что еще за слова! Мы же кушаем, – поморщилась Зарина.
– Петуха звали Гитлер, а индюка – Муссолини, – с удовольствием вспомнил папа. – Это Сармат их окрестил… Шикарная картина. Надеюсь, я проживу долго – если Важа каждый год будет дарить мне на День рождения по шедевру, тогда моим детям достанется целая галерея.
– А за сколько мы сможем ее продать после твоей смерти? – задумчиво спросил Ладо.
– Типун тебе на язык! – пожелала Зарина.
– Ну, наверное, к тому времени Важа прославится, тогда каждая картина будет стоить больше тысячи рублей. Дешево не продавайте, это гениальные картины. А главное – не перессорьтесь из–за наследства, как некоторые ваши предки…
Дверь скрипнула – в кухню вошел Таташ с дымарем.
– О, заходи, присаживайся, – встал папа. – Как там Даро и Мутрук?
– Хорошо, спасибо, дядя Давид, – Таташ полез целоваться. – Поздравляют вас с Днем рождения. По телефону.
– А что они сами мне не позвонили?
– Позвонили, но занято у вас.
– А, это правда, правда… Кушай, Тотырбек, положи свою пушку.
– Нет, спасибо, я так покушаю…
Таташ, как всегда, пристроил на коленях дымарь и спрятался в пирогах. Из–под стола валил дым.
Алиса закрыла нос и рот салфеткой, подняв к потолку выпуклые глаза. Ладо с рассеянной улыбкой откинулся на стуле и принялся набрасывать портрет дяди Таташа, Зарина танцевала вокруг плиты – вечером ожидались еще гости.
– А если Таташа попросить залезть в тот дом, – подумала Анико. – Его никто не будет ругать и сдавать в милицию, если что. Как только его убедить? Может, сказать, что в доме пчелы? Он такой доверчивый – может, и получится.
Она подмигнула троюродному дяде – тот на всякий случай взялся одной рукой за дымарь.
– Но сегодня вряд ли. Если уж Таташ зашел в гости, он останется до ночи, пока Даро не придет за ним. А еще надо помогать маме…
Вечером, когда за столом уже сказали первые два тоста, наконец, приехал Сармат. Он вернулся из Кемерово – писал про шахтеров.
– По запаху сразу можно узнать, что человек был где–то очень далеко, – подумала Анико, обнимая его. – Он весь в невидимых печатях, словно посылка.
– Иди брейся, потом расскажешь, как там, – похлопал его Давид.
Он так и светился от радостного нетерпения.
Сармат привез папе в подарок шахтерский фонарь – «Светильник шахтный головной аккумуляторный», и папа так обрадовался, словно мальчишка! Он весь вечер просидел за столом в тяжелом фонаре, как царь. Глядя на него, Анико мысленно перенеслась в пещеру, по которой они идут с Якобом, крепко держась за руки, и постепенно теряют силы от голода. Они спят во вмятине среди камней, укрывшись темно–синей курткой Якоба, заботятся друг о друге, собирают капли воды со стен. А единственный источник света – шахтный головной – светит все слабее, слабее. Но дети не теряют надежды, упорно ищут выход – и вот однажды слышат голоса!..
– Очнись, кретинка! – шептала ей в ухо Алиса. – На тебя все смотрят.
Анико выпрямилась и опустила вилку с куском рулета. Дядя Мурат посмеивался … Жена Ленгиора что–то шептала соседке по столу, румяной Пуспус, а та сдувалась мелкими смешками, как дырявый мячик.
– Вот куры облезлые, – пробурчала Анико, отталкивая локтем Алису, которая вытирала салфеткой ее рукав.
– На себя посмотри, – отозвалась Алиса.
– Я пойду на себя посмотрю, извините! – громко сказала Анико, вставая из–за стола.
На гэлэри ее неожиданно встретил поднявшийся дыбом воздух. Он взметнул мирно брошенные в корзину газеты, и они панической атакой перелетели к Хаиму. Стручки горького перца изобразили огнедышащих дракончиков, а пододеяльники и наволочки превратились в дирижабли. Сад шумел, как центральный базар в субботу. Анико выглянула по привычке на дом соседей и получила по щеке колючей веткой. Анико поймала белье и сняла его с веревок. Оно, конечно, пересохло, теперь не отгладить. А что это хлопает с таким жалобным криком? Она снова выглянула. В блеске молнии стали видны соседские окна. Самое большое – в гостиной – оставили открытым – оно распахивалось и тут же захлопывалось, прикусывая занавеску.
Анико закинула свои тряпки в кухню и побежала вниз, к забору. Спрыгнула во двор Элиашвили и попыталась войти в дом, но двери были заперты. Окно хлопало над самой головой – еще один порыв посильнее – и разобьется. Ей показалось, она обязана предотвратить беду. Анико подставила уличный стол под гэлэри, влезла на него и достала руками до нижней балки. Ногами вскарабкалась по опоре, оценив практическую пользу барочных завитушек, потом подтянулась изо всех сил – и ухватилась за столбики балкона. Несколько толчков коленками – и она встала снаружи перил. Занавеска попыталась задушить незваную гостью, но она влезла в комнату и закрыла избитое окно, застегнув его шпингалетами. Побежденная собака рычала за двойным стеклом. Сердце стучало, как после выступления на сцене. Теперь надо выйти наружу. Но как запереть дверь? Придется просто прикрыть. Она прошла в длинный коридор, куда не долетали даже отблески молний. Стало страшновато. Рука скользила по стене – единственный проводник в темноте. Вот и дверь – это «детская» – в ней спят Хава с Лили. А следующая – библиотека, и через нее можно пройти в комнату Яши. Анико толкнула тяжелую дверь, вошла – и увидела бледную фигуру возле стеллажей. Стало зябко от ужаса, она почувствовала, как выпученные глаза обдувает холодком. Некто шевельнулся. Мелькнула мысль включить свет – выключатель где–то рядом – но все тело оцепенело.
– Я ищу свою книгу, – послышался спокойный голос.
Белая рука скользнула по книжной полке.
Анико сползла по стене на пол.
– Понимаешь, я когда–то дала ее Эстер почитать, а она не вернула. Я потихоньку собираю свои вещи – на случай если придется переезжать… Было бы правильно зайти и попросить: верни, мол, книгу, но вдруг она испугается, все–таки мы не виделись лет пятьдесят… У нее дома я эту книгу не нашла – вот и подумала, что это Абрахам забрал, он знает толк в старых книгах.
– Лиора, – пробормотала Анико.
Фигура прошла к окну и присела на подоконник.
– Хочешь – включи свет, – сказала она.
Анико встала и нащупала выключатель. Пальцы плохо слушались, и она хлопнула по нему ладонью.
Лиора смотрела на нее, такая же красивая и спокойная.
– Ты так выросла, изменилась. Когда мы виделись, ты была смешной пампушечкой, а сейчас…
– Мы с Яшей искали тебя – в твоем доме, но вошли и вдруг оказались в горах. Возле Эрцо.
– Это вышло случайно, я как раз проводила эксперимент. Одно дело путешествовать самой, а другое – переправить дом. Эрцо – мое любимое место. Оттуда легко попасть в любую точку планеты.
– Ты же не можешь забрать с собой дом? А могилы родителей?
– Ничего там не останется – ни города, ни могил, все уйдет, как вода в Эрцо. Сначала вода, потом город. Но вода вернется…
– Я не понимаю…
– Ты знаешь, что под землей есть много надежных мест, где можно спрятаться?
– Нет, кажется… А зачем?
– Ты ведь не хочешь уезжать отсюда?
– Ни в коем случае.
– А чего тебе хочется здесь достичь?
– Лиора, я тебя искала, потому что хотела спросить про сон… А хочется мне только одного… Ну, может, двоих… Или троих… – Анико слабо улыбнулась.
– Я так и думала, – вздохнула Лиора.
– Что? Не получится, да? – Анико замерла.
– Если тебе не страшно, ты можешь спросить это у себя самой и получить ответ отсюда, – Лиора похлопала себя по желудку.
– Ну а ты как думаешь?
– Я думаю, что моей книги здесь нет. Может, она у Якоба в комнате? Шир–а–ширим, ашер ле Шломо. Она простая, но украшена необычными гравюрами. Я была знакома с их автором, он жил у нас в квартале. Запрещено изображать человека, но он умел заплетать человеческие образы в узор из растений. Если долго смотреть на такой рисунок, можно увидеть живые лица и даже услышать голоса.
– Лиора! Идем в комнату Якоба, я помогу тебе найти ее, а ты мне расскажешь об этом художнике.
– Он был ученым, его уже давно никто не помнит…
Под окнами зашумела и заглохла машина.
– Абрахам приехал.
– Подожди, Лиора!
Но та встала с подоконника, отстранилась и вдруг исчезла.
Анико остолбенела. Потом обошла комнату, вышла в коридор, вернулась, ворвалась в соседнюю… Лиоры не было.
– Не может быть. Не может быть, чтобы ты ушла! Я так ждала тебя, хотела поговорить, расспросить!
Анико выключила свет и подошла к окну. Абрахам открыл гараж и стал загонять свою Волгу. Надо было уходить, чтобы не рассказывать про путешествие через окно. Анико сбежала вниз, отперла дверь, выскользнула наружу, пробежала в сад и перелезла через дыру к себе. Она вымокла насквозь…
Гости всё сидели в «М», женщины негромко пели – про ночь, про любовь… Мама на минутку замолчала, проводив взглядом капли, падающие с Анико.
Анико разделась и спряталась под одеяло. Она дрожала и никак не могла согреться. Незаданные вопросы жужжали в голове.
– Ну, почему ты ушла, почему, почему? Неужели нельзя было пойти куда–нибудь… поговорить! И не сказала, где тебя искать, как найти…
Она вдруг вскочила.
– А если побежать к ней домой? Если она еще там?
В комнату вошла Алиса с огромной новой чашкой – она изображала голову какого–то политика. Из его срезанной макушки поднимался дымок с запахом мяты.
– На, выпей быстро, мама приказала. А то простудишься.
Анико протянула руки к чашке, но взять ее не получилось – ладони дрожали, пальцы не гнулись.
– Э! Ты как на том свете побывала. Что случилось?
Анико попыталась еще раз.
– Не надо – ошпаришься! Давай, открывай рот, я тебя напою.
Челюсть тоже постукивала. Но Анико заставила себя успокоиться и сделать несколько маленьких глотков…
Поздним утром не осталось и следа от урагана… Все прибрали во дворе, солнце липко стреляло в окно сквозь ветки туты.
– Вставай уже, – сказала Алиса, входя в клетчатой рубашке, кепке и подвернутых джинсах.
– Ты уезжаешь?
– Ухожу в искпедицию, как сказал Винни–Пух. Вернусь через неделю, так что можешь наслаждаться – чувствовать себя единственной дочерью в семье.
Она вскинула на плечо бугристый рюкзак и ушла.
Мама заглянула в «Ж».
– Встала? Иди кашу есть, пока не остыла. Алису забрали археологи. А ты куда вчера вечером бегала?
– Белье снимала.
– Да? А в доме соседей ничего подозрительного не видела? Говорят, кто–то к ним залез, дверь оставили открытой. Воры, наверное.
– А что украли?
– А что должны были украсть?
– Мама, откуда я знаю!
– А зачем тогда говоришь!
– Я молчу уже…
– А что за фифочка к тебе приходила? В белых штанах.
– Понятия не имею. А что она сказала?
– Мне, говорит, нужна кудрявая девочка лет двенадцати. Как будто у меня тут магазин по девочкам.
– Ну, в каком–то смысле… А она не сказала, где ее искать?
– Она сказала: не вздумай меня искать, у нас с тобой нет ничего общего. И еще сказала такую фразу неприятную – мол, она представилась именем скотина проклятая.
– Мама, это руководительница танцевального коллектива. Ну и что, что белые штаны, главное, что человек хороший.
– Только попробуй надеть что–то подобное – я сразу стану плохим человеком. И еще Азиза тебе звонила.
– О! Азиза приехала!
– Кашу не забудь!
Анико бежала к подруге, ни разу не перейдя на шаг за всю дорогу. Подмывало пожаловаться на самое сокровенное, рассказать о ночном свидании с Лиорой. Но это, разумеется, неуместно. Или уместно? Азиза не болтушка, она никому не скажет. Но поверит ли? А если подумает: Анико пора лечить! Ну, ладно, пусть это останется тайной. Хорошо уже то, что Азиза не обижается за Соса и сама позвонила.
– Здорово, – с улыбкой сказала Азиза, пожав руку Анико.
Это вместо поцелуя! Ладно…
– Привет, Азизочка! Как съездила? Загорела…
– Умеешь ты говорить комплименты.
– Прости! Я не знала, что тебе загар не нравится!
– Куда мне еще больше загара? И так бог не обидел… А ты как тут?
– Мы с Джубой летающую машину делаем. НЛО.
– Ты это серьезно?
– А, не обращай внимания. Я тихо схожу с ума от этого лета. Все уехали, делать нечего… Только вот на танцы нас с тобой зовут. Одна взрослая девушка хочет, чтобы мы к ней в секцию записались.
– Мы? Я тоже? А ты уверена, что медведь моего роста не опасен для других танцоров?
– Что ты такое говоришь! Девочка как девочка. Ей такие и нужны.
– Для спектакля «Страшная мутация, жертва Чернобыля»?
Болтая о том–о–сем, они посидели в роскошной беседке, плотно обросшей виноградом, выпили чаю с ореховыми пальчиками и нугой. Анико наслаждалась – наконец–то она почувствовала вкус лета! Оказалось, что зеленая трава так и ждет, чтоб ее приласкали, точно кота, в саду разлит парфюмерный завод, а между кронами стекает полиэтиленовое от жары небо. Азизина мама принесла целый кувшин газированной сифоном сладкой воды и заодно пригласила еще раз на свадьбу 15 июля.
– Самая середина лета – правда, красота? – поделилась она своей удачей…
Уходя, Анико взяла с Азизы обещание прийти на танцы, когда позовет девушка в белых штанах.
– Приду, приду, сама люблю поржать, – подтвердила Азиза.
Белые джинсы появились через неделю. Алиса уже спустилась с гор, Ладо вернулся от Джубы, мама и папа тоже были дома. Все потихоньку вышли на гэлэри, чтобы посмотреть на круглую, белую, как свежий сыр, попу.
– Арабские танцы делают из женщины настоящую пэри, – сказала собравшимся танцовщица Лиана. – А ты тоже приходи, – она обратилась к Алисе. – И вы приходите, – досталось и маме.
Алиса кивнула «спасибо». А мама вдруг захохотала и долго не могла остановиться.
– У нее богатая фантазия, – пояснил Ладо. – А я обязательно приду!
– Тогда девушки увлекутся далеко не танцами, – предупредила Анико.
– Да, это правда, – вздохнула Лиана. – Вы лучше на концерт приходите, я к вам зайду, чтобы пригласить.
– О! – простонал Ладо. – Скорее бы этот концерт! Ну–ка построились все и бегом на репетицию!
Анико поехала с Лианой сначала за Азизой, потом обратно – в старую типографию, что недалеко от синагоги. Когда Лиана увидела Азизу, ее аккуратно выщипанные брови слегка приподнялись.
– Ага, я предупреждала, – усмехнулась про себя Анико.
Но танцовщица взяла себя в руки и всю дорогу щебетала как ни в чем не бывало.
– А почему мы идем в типографию? – спросила Анико, когда они вошли в сумрачный холл с портретом Сталина и огромными часами на стене.
– А у меня тут папа заместитель директора по безопасности. Он мне разрешает в зале заниматься. А зал очень хороший – увидите.
Актовый зал ничем не отличался от всех актовых залов на свете. Но сцену недавно обновили – провели хорошее освещение и покрыли светлым линолеумом. Анико влезла на нее и посмотрела на пустые ряды для зрителей. Что–то в этом есть, что–то поднимается в душе, когда оказываешься на сцене – жажда власти, наверное.
Она изящно поклонилась.
– Вот–вот, – похвалила Лиана, – кланяться уже умеем. Осталось научиться танцевать.
Она вытащила из подсобки магнитофон и несколько платочков, расшитых монетами.
– Ну–ка надевайте вот это и вставайте тут, начнем заниматься.
Магнитофон протяжно запел. Лиана скинула кроссовки, надела чешки без пяток и повязала платок с монетками вокруг бедер.
Анико и Азиза посмотрели друг на друга – они–то пытались накрутить свои платки на голову. Лиана тоже улыбнулась.
– Никогда не видели, да? Эти монетки отбивают ритм, когда вы танцуете. Вот так.
Она сделала несколько быстрых ударов бедрами, при этом откинувшись назад и по–лебяжьи всплакнув руками. Анико и Азиза снова переглянулись.
– Спускайтесь в зал. Я вам покажу весь танец, чтобы вы имели представление.
Лиана вышла на середину сцены, покачивая из стороны в сторону и одновременно мелко потряхивая то попой, то грудью. Сделала витиеватый поворот, в котором голова следовала за вращением таза, а волосы – за головой. И вдруг музыка помчалась в несколько раз быстрее, а с ней и танцовщица. Что она выделывала! Ее голова, плечи, живот, бедра танцевали отдельно друг от друга и в то же время слаженно и мягко, как переливающаяся вода. В какой–то момент от музыки остались одни барабаны, и живот Лианы стал плясать сам по себе, в то время как она просто стояла, округло подняв руки, и сонно улыбалась.
– Такого не может быть, – не выдержала Анико, поворачиваясь к Азизе. – Как она это делает?
Но Азиза выглядела сфинксом. А танцовщица закончила соло живота резким ударом – точно кто–то двинул по нему кулаком изнутри – и полетела по кругу в поворотах. Круги постепенно сужались, наконец она вихрем крутанулась вокруг себя, мягко упала на колени и легла на спину, раскинув руки. Музыка поставила точку.
Анико разразилась аплодисментами. Азиза не шевелилась.
– Ну, как вам? – спросила Лиана, поднявшись. – Понравилось? Хотите так научиться?
– Да разве можно этому научиться? – не поверила Анико. – У меня никогда в жизни так не получится.
– А ты думаешь – я с рождения умела? Тоже научилась.
– Где? В сказке?
– Не совсем. В Москве, в Училище искусств. Там у нас был факультатив по танцу живота. Валида Сачакова преподавала – слышали про такую? Ну, не важно. Залезайте на сцену, будем заниматься.
– А нас из дома не выгонят, когда увидят, что мы такое танцуем? – спросила Анико.
– А почему выгонят. Сейчас демократия, можно что угодно танцевать. Вон даже Ламбаду можно, а уж это…
– Меня бы убили за ламбаду.
– Потому что ламбаду танцуют вместе мужчины и женщины, а белли–данс, арабский танец – одни женщины. Можно, кстати, на концерт только их и пригласить. Как в гареме… Азиза, а ты что же – не хочешь? Не понравилось?
Азиза помотала головой.
– Я корова–робот. Куда мне танцевать. Лучше так посижу.
– Нет–нет–нет! Если бы все роботы и коровы сидели, белли–данс вообще давно бы уже умер. Вставай и иди сюда. Без возражений.
Азиза выбралась на сцену.
– Девочки, встали прямо, головки подняли, плечики расправили! – скомандовала Лиана. – Азиза, расправь плечи! Голову подними, покажи свой рост, выше, выше! Ты же у нас красавица!
Анико покосилась на Азизу. Лицо у нее подернулось багрянцем, но профиль гордо смотрел в угол потолка.
– Вот хорошо, но только не надо зажиматься, девочки! Вы не на параде. Спинку держим бодро, но мышцы должны быть расслаблены. Напрягаются только нужные. Надо ударить бедром – работает мышца бедра. Надо сделать круг плечом – работает только плечо. И настроение игривое. Вы танцуете, веселитесь, наслаждаетесь. Забудьте о долге перед родиной! Смотрим на меня и повторяем!..
Они стали двигаться под музыку. Руками, плечами, коленями. Сначала было легко. Потом тело перестало слушаться. Как сдвинуть с места бедра отдельно от груди? Как заставить голову скользить из стороны в сторону?.. Лиана выключала магнитофон и объясняла подробно. Снова включала – и попытки возобновлялись…
В зале вдруг появились две фигуры. Лиана остановила музыку.
– А, здравствуйте, опоздавшие!
На сцену поднялись незнакомые девчонки, одна толстушка, вторая скромная красавица с косой, в длинной юбке.
– Индира и Зарета, быстро снимайте свои хламиды и становитесь с девочками, – сказала Лиана.
– Как снимайте? – не поняла Зарета.
– Можно, конечно, и в них заниматься, но это неудобно. Я должна видеть ваши колени, потому что некоторые движения идут именно от колен. Поэтому лучше снять. Вы не взяли трико? Или лосины?
– Нет… А что такое лосины?
– Ну, пионерки вы мои, – Лиана развела руками. – Ладно, сейчас оставайтесь в своих одеяниях, но в следующий раз обязательно принесите спортивное трико или хотя бы приходите в брюках. А лосины я вам принесу и покажу. Это самая удобная одежда для занятий. В Москве сейчас вообще все девчонки в них ходят. Иногда даже без трусов!.. Так, неважно… Раз–два–три, встали, начали!..
Через час они вышли на улицу, взмокшие и усталые. Пахло вечерней росой.
– Бока болят, – притворно пожаловалась Анико.
На самом деле она чувствовала себя великолепно – словно внутри нее распахнулась дверь в небо.
– И у меня, – подхватила Индира. – И плечи болят, и ноги, и живот… Все болит! Пойду домой, ванну приму.
Азиза молчала всю дорогу. Анико не решалась приставать к ней с расспросами – снова ее могло вывернуть так, что подруга на что–нибудь обидится. Лучше уж помолчать.
– Пойдешь завтра? – только спросила она на прощание.
– Не знаю пока. Подумаю.
– О чем тут думать! – не удержалась Анико. – Это же такие красивые танцы. А других у нас в городе вообще нет – только осетинские.
– Мне есть о чем подумать, – сухо возразила Азиза. – Пока!
Она ушла, Анико показала ей в спину язык.
– Серьезная стала – прям как Чума.
Дома было темно.
– Никого нет, что ли? – крикнула Анико. – А зачем двери открыты?
Вдруг из «Ж» вынырнул яркий свет и под ним – страшные руки–пауки.
– Ха–ха–ха! – провыл голос Ладо.
Анико включила свет.
– Ты совсем кретин? Балуешься, как трехлетний.
– Мы просто коногонку проверяли, – сказал Джуба, выходя следом. – Вдруг пригодится – в пещеру там слазить или в подвал…
– Диагноз ясен. А где предки?
– Ты че – забыла? Они же в Тбилиси умотали, приедут только через неделю. Зураб за ними приезжал.
– Ничего я не забыла…
Но Анико совершенно не помнила про поездку. Через неделю – ничего себе! Чем бы таким заняться? Тетя Ганифа в лагере, так что совсем никаких взрослых – вот здорово!
– Алиска сюда свою банду пригласила, – словно прочитал ее мысли Ладо. – Будут тут репетировать и дискочуху устроят.
– Что, всю неделю?
– Пёс ее знает. Я не против. Девчонки придут…
– Какие еще девчонки?
– Хорошие, воспитанные, не волнуйся. Не в белых штанишках. А ты кого позовешь?
– Таташа.
– Правильно. Вы с ним родственные души.
Анико забралась на подоконник посмотреть на гуляющих по улице. Вместо радости она чувствовала тоску, как в раннем детстве, когда мама задерживалась на работе. Надо было поехать с ними. Что тут делать без Якоба? А может, позвать эту новую компанию – с танцев? А что – познакомиться получше, может, даже потанцевать, если никого дома не будет…Но сначала сходить к Лиоре.
– Да тут простая схема: трансформатор с диодным мостом, переменный резистор, амперметр – всё! – донеслись голоса из–под окна. – Замыкаешь контакт на один и половину – и на аккумулятор… И заряжай!
Ладо с Джубой и коногонкой вышли на охоту…
С утра Анико отправилась в Еврейский квартал. Старый дом стоял все там же, молчаливый, мертвый, заросший травой. Анико огляделась, подошла к двери и постучала. Никаких признаков того, что ее хоть раз открывали за последние несколько лет. Ручка тихо отломилась вместе с кусками древесины, когда Анико потянула за нее.
– Ух ты! Прости, Лиора, я не хотела! – пробормотала она, пытаясь вставить ржавую скобу обратно.
Пришлось положить ее рядом на землю. Анико подцепила дверь пальцами и с трудом отворила ее. Изнутри пахнуло подвалом. Она постояла, сомневаясь, входить или нет. А вдруг крыша обвалится на голову?
Анико толкнула стену – вроде, крепко стоит. Под треснувшими досками она заметила каменную кладку. Ага! Все–таки это не деревянная избушка, а настоящий дом! Она вдохнула и решительно вошла внутрь.
Как чисто и аккуратно – если не считать слоя пыли на подоконниках и полках. Все те же фотографии висят на стенах в круглых рамочках, черный буфет поблескивает мозаичными стеклами, на печке стоит потускневший кофейник, на полке над ним – семисвечник…
Анико стала подниматься по лестнице, как вдруг что–то вспомнила – она вернулась и подошла к меноре. Свечи! Совсем свежие, и фитили на них, кажется, горели только вчера! Вот оно. Значит, весь этот кошмар с домом Абрахама не привиделся ей, а происходил на самом деле.
– Хин Мири! – хрипло позвала Анико.
Тишина.
Она все–таки поднялась в спальню. Здесь было не так пыльно, почти по–жилому. Может, она спала тут, на кровати. Анико потрогала покрывало и одернула руку: на ощупь – как сырая глина. Нет, на нем никто не спал уже давно. Наверное, с тех пор, как они были тут с Якобом. Преодолевая страх, Анико вернулась вниз. Ей пришла в голову мысль забрать что–нибудь с собой – например, семисвечник – тогда Лиора будет искать его, как свою книгу, и придет к ней домой. Она подняла его, тяжелый, холодный, большой… Как его нести по улице? Что скажут люди? Вдруг она заметила какое–то движение в окне. На улице возле дома кто–то стоял. Волосы приподнялись у нее на голове.
– Спокойно, спокойно, – прошептала она сама себе. – Хозяйка дома – мой друг, она не сделает мне ничего плохого. Я не буду ничего брать, мамой клянусь. Вот, пусть стоит здесь, я даже пылинки не возьму.
Анико отряхнула руки и пошла к выходу. Напоследок она оглянулась. Дом тихо ждал. Анико вышла на солнце. В нескольких шагах от двери стоял мужчина с бородой, в белой кепке и темном пиджаке. Лицо показалось знакомым – то ли раввин, то ли просто завсегдатай этих мест.
– Здрасьте, – пошептала Анико.
– Что ты здесь делаешь? – спросил мужчина.
– Я – ничего. Просто так…
Анико увидела, что в тени, в проулке, стоит еще один. Она испугалась. Может, убежать вдоль реки, пока не поймали?
– Покажи руки, – сказал мужчина.
Анико растопырила пальцы и подняла ладони ему навстречу.
– Я ничего не брала, – сказала Анико.
– Сюда нельзя заходить. Это святой дом. И прикасаться к нему нельзя.
– Святой?
– Здесь жил святой человек. Разве тебе не говорили, что никто не подходит к этому дому уже почти сто лет? Уходи.
Анико направилась к реке.
– Туда тоже нельзя ходить, – сурово сказал мужчина. – Там святая земля. Могилы. Иди через квартал.
Анико послушалась. Ей хотелось спросить этих людей – почему они не говорят о Лиоре. Но даже сам воздух в этот момент замер в напряжении между ней и этими людьми. Она не решилась.
– Пузатые болваны, – сердилась она, уходя из квартала. – Святой человек! Если этот дом святой, то почему вы не почините двери и рамы, не заделаете крышу, не повесите мемориальную табличку? Ждете, пока дом рухнет? Или какие–нибудь сумасшедшие бабки сожгут его? То–то же. Просто боитесь.
Она опоздала на репетицию. На сцене уже были все – кроме нее, даже Азиза. Лиана танцевала босиком и в блестящих штанишках, обтягивающих ее, как вторая кожа.
– Наверное, это лосины, – догадалась Анико. – Самая красивая одежда, какую я когда–нибудь видела.
Девочки оделись в трикотажные синие штаны, как на физкультуру в школе. Азиза осталась в джинсах, Анико тоже.
Когда репетиция закончилась, она сказала:
– Девчонки! Приходите завтра утром ко мне. Тбилисская, 21. Родители уехали, посидим, потанцуем.
– Ура! – запрыгала Индира.
– Спасибо, конечно, придем, – согласилась Лиана. – У тебя есть видео? Я кассету с танцами принесу.
– Нет.
– Тогда я свой видик привезу. Телевизор–то есть?
– Есть, но не очень хороший. Но показывает.
– Ладно, и на том спасибо. Посмотреть, как танцуют профессионалы – это очень важно.
Весь вечер Анико готовила: испекла мчади, сырники с изюмом, миндальное печенье, сварила картошку и обваляла ее в сыре, чтобы утром запечь – мама иногда готовила такое блюдо.
Утром она затопила плиту и поставила греть сырники на маленьком огне, сделала вкусный чай, а брату и сестре сварила кашу, чтобы не зарились на угощение.
Алиса все–таки утащила пару сырников, послав кашу в неприличное место, Ладо съел и кашу, и сырник, и кусок мчади, и несколько картошек в сыре.
– Спасибо, дорогой ребенок, – произнес он, вставая из–за стола.
– Приятно лопнуть. Иди уже, ко мне сейчас гости придут.
– А кто?
– Дед Пихто.
– Анико, ты говоришь плохие слова. Ладно, пожалею тебя за твой роскошный завтрак.
Он спустился во двор, но тут же поднялся обратно с вытаращенными глазами:
– К тебе белая попка идет! Что же ты не сказала? Я никуда не ухожу, нет, даже не проси!
– Ладо! Ты же обещал!
– Я же не знал! Предупреждать надо! Я на чердаке посижу, чтобы вам не мешать! Только ты меня потом познакомь, ладно?
– Фиг тебе! Убирайся!
– Лиана и девочки поднялись по лестнице. Они тащили видеомагнитофон и провода к нему.
– Будьте как дома, садитесь сразу за стол, покушаем, потом посмотрим кассеты. Пускай пока все это на кушетке лежит…
Анико усадила компанию за стол.
– У вас очень свежий воздух и вкусно пахнет, – сказала Лиана. – А вам не холодно зимой?
– Нет, что ты. Приходи зимой – посмотришь.
Индира и Зарета напились чаю и стали болтать о разной чепухе. Что за пацаны в классе, кто из них самый красивый, кто самый умный… Азиза молчала, свесив нос в чашку. Лиана иногда вставляла в разговор вопросы и посмеивалась. Ей было уже восемнадцать…
– Лианочка, а у тебя есть молодой человек? – пристали к ней девочки. – Мы никому не скажем, клянемся!
– А что тут скрывать! – засмеялась Лиана. – В моем возрасте у девушки должен быть молодой человек. А как же. И у меня есть.
– А он к нам на репетиции будет приходить? Мы его увидим?
– Нет, это вряд ли. Он живет в Москве.
– О! В Москве! А ты к нему поедешь?
– Не знаю. Если позовет, то поеду. А если нет – нет.
– А он тоже… танцор?
– Что вы, девочки! Я бы никогда не влюбилась в танцора. Они же … как бы это выразиться. В общем, я не воспринимаю их как мужчин. У нас на курсе было несколько. Нет, не смогла бы я полюбить танцора. Он математик. С приборами работает. Знаете ЭВМ? А компьютер знаете? Вот он что–то там делает с компьютерами.
– Русский?
– Да.
– А тебе разрешат за него выйти?
– Мне–то разрешат. Главное – захочет ли он.
Лиана слегка загрустила.
– Даже у таких смелых девушек бывают проблемы с мальчиками, – подумала Анико. – Что же тогда мне говорить…
Азиза, видимо, думала о том же: она исподлобья уставилась на Лиану недоверчивыми глазами.
– Ну а ты что молчишь? – ласково спросила ее Лиана. – Что тебя тревожит – скажи нам. Мы же тут все женщины – может быть, что–нибудь придумаем.
Азиза опустила голову.
– Наверное, у нее тоже есть любовь, – серьезно сказала Зарета. – И она хочет, чтобы мальчик ее полюбил.
– Вовсе не хочу я! – огрызнулась Азиза и тихо добавила. – Забыть его хочу раз и навсегда.
– А знаете, девчонки, есть такой способ – забыть! – вдруг вспомнила Лиана. – Только он немного страшноватый. Но если не боитесь, то можно попробовать. Надо ночью пойти на кладбище и найти там могилу с тем же именем, что и любимый человек. Потом девять раз обойти вокруг нее, встать в ногах покойника и прочитать особую молитву – заклинание. И все.
– Ну, после этого от страха не только возлюбленного забудешь, но и свое имя тоже! – воскликнула Индира.
– Когда идем? – спросила Азиза.
– Это надо делать, когда месяц идет на убыль, в субботу. Придется неделю подождать.
– Хорошо, через неделю, – серьезно сказала Азиза.
– А может, все–таки стоит его увлечь? – осторожно спросила Лиана. – Вместо того, чтобы забывать.
– Азиза только усмехнулась.
– Пойдемте лучше видик смотреть, – сказала она.
В комнате задернули шторы, стало еще прохладнее. Про себя Анико молилась, чтобы «ящик Пандоры» сегодня работал, а не бесился.
Лиана долго искала «вход» для каких–то проводов от видеомагнитофона. Потом выпрямилась и спросила:
– Какого года ваш телевизор?
– Не знаю. Кажется, родители его купили, когда поженились. Или после… В семьдесят пятом, наверное…
Лиана смотала провода и взяла магнитофон.
– Знаете что – пойдемте ко мне. Нам надо посмотреть эту запись, чтобы вы имели представление о том, что танцуете. Идемте…
Спустившийся с чердака Ладо провожал их сладкой усмешкой, прислонившись к дверному косяку в кухне – хотя на этот раз Лиана пришла в платье.
– Приходите просто так, без танцев! – крикнул он с лестницы.
– Обязательно приду, дорогой, – отозвалась Азиза…
Лиана завела их в прохладный подъезд пятиэтажного дома на БАМе, пришлось тащить магнитофон на четвертый этаж. В квартире царил сиреневый полумрак. Хозяева театрально украсили свое жилье – тяжелые шторы, тюль с вышитыми яркими розами, почти черная мебель и шоколадный паркет – Анико никогда такого не видела. В большой комнате стоял телевизор величиной с комод.
– Располагайтесь, девочки! – Лиана стянула с себя платье, зашвырнула его в спальню и надела короткие шортики.
Девочки расположились на диване, рассматривая гладкие ноги руководителя. Когда она склонилась к телевизору, подключая видео, беззащитные ломтики попы выглянули из штанишек. Анико отвела глаза и встретилась взглядом с Азизой.
– Пэрсик! – шепотом сказала та и зловеще осклабилась, выпятив нижнюю челюсть.
Лиана выключила свет и села рядом с девочками.
– Вот смотрите – выход очень простой, но его тоже надо исполнить так, чтобы зрители поверили – это не просто пляски–хороводы, а храмовый танец.
– Храмовый? – переспросила Индира. – Для хромых?
– Что ты! Его танцуют жрицы в египетском храме. Я вам дам книги почитать, сейчас не буду рассказывать. В общем, жрицы огня. Смотрите!
Когда танец закончился, Лиана сказала:
– Почему я вам показала именно это? – Потому что его мы можем быстро выучить и показать осенью, на 7 ноября. Он такой торжественный, огненный – прямо революционный. И вполне приличный, никаких особых трясок грудью или там «бочек». Согласны?
– Да! – хрипло воскликнула Анико.
Все засмеялись.
– А мне родители не разрешат храмовый танец танцевать, потому что это грех, церковь не одобряет, – сказала Индира.
– А мы и не будем называть его храмовым, – Лиана пожала плечами. – Просто танец со свечами. Как в цирке.
– Лучше не надо, – усмехнулась Азиза, – если мои узнают, что я в цирке выступаю, отрекутся всей семьей.
– Ну, девочки, решайте, хотите вы танцевать или будете послушными осетинскими дочками. А я пойду кофе варить. Кто будет?
Лиана оглянулась, девочки молчали.
– Я буду, спасибо, – согласилась Азиза.
Остальные отказались.
– Ну, ладно, налью вам лимонад, – вздохнула Лиана. – Какие вы еще дети…
– Если этот танец, – Зарета кивнула на телевизор, – самый приличный, то другие какие тогда? Страшно подумать…
– Да–да! – подхватила Индира. – Меня дома просто убьют!
– А я сама бабушку убью, – усугубила Зарета. – У нее давление.
– А че вы тогда тут расселись, – рассердилась Азиза, – валите домой, к бабушке и танцуйте с ней!
Подружки переглянулись, встали и гордо вышли.
– Ох–ох–о! – передразнила их Азиза, подперев руками воображаемый бюст.
– Вы куда, девочки! – донесся из прихожей возглас Лианы. – Я вам лимонадик несу.
– Азиза сказала – валите, мол, к бабушке, – пожаловалась Индира.
– До свидания, счастливо оставаться! – громко добавила Зарета.
Щелкнул замок входной двери.
Лиана вошла в комнату с блестящим подносом.
– Берите кофе, лимонад…
– Извини, я не думала, что они меня так правильно поймут, – сказала Азиза.
– Не волнуйся – ушли, значит, не судьба. Зачем их держать, если они все время будут бояться папы–мамы–бабушки? Мы других найдем.
– Сирот, – уточнила Азиза.
Следующее собрание восточных пэри состоялось в «башне» у Азизы, перед свадьбой Питимат. С утра комната девочек превратилась в караван–сарай. Подруги все приходили и приходили.
– Некоторых я вообще не помню, – шепотом сообщила Патя. – Говорят, в детский садик вместе ходили, но я же тогда жила в Махачкале! Неужели они тоже оттуда?
– А ты спроси.
– Неудобно. Они же от чистого сердца, я надеюсь.
Анико и Азиза подарили Питимат натюрморт, купленный у Важи за тридцать рублей. Анико смотрела на маленькую картину и мечтала украсть ее. А невеста все принимала гостей. К ней на свадьбу приехали несколько семей из Махачкалы и Дербента. Улица оказалась заставлена машинами. По дому сновали незнакомые горцы. Комната девочек превратилась в круглую коробку, набитую конфетами. Чернобровые дагестанские красавицы сидели друг у друга на коленях, одна маленькая девочка даже влезла под кровать. Когда Питимат пришли поздравить старшие дамы, молодежи пришлось вылиться на лестницу. Старшие словно сговорились посмеяться – все принесли в подарок шелковый платок и мисочку с мукой. Скоро весь огромный полированный стол в башне был уставлен мучными пиалами да еще медными плошками с самодельной халвой, которую по обычаю варила сама невеста. Анико накормили этой халвой до отвращения. Когда наконец мукоплаточный поток иссяк, подруги вернулись, переодели Зулю во все белое, запеленали ее туго, прикрыли голову короткой фатой и сделали из разбойницы куклу. Затянутая корсетом, она больше не могла пошевелиться, тем более что надела туфли на шпильке. Она только сидела на стуле меж двух окон и вставала с прямым торсом, пошатываясь на каблуках, когда в комнату входил кто–то из гостей. При этом, как заметила Анико, Питимат артистично грустила и смотрела в пол.
Анико рассмотрела всех гостей, и ей уже стало скучно, хотелось, чтобы поскорее приехал жених с дружками, и начались танцы.
– Проголодалась? – склонилась к ней Суля, красная от беготни по лестнице – из гостиной, где заседали старшие, в девичью башню.
– Нет, что ты, я халвы обожралась, прямо язык липнет.
– Ничего, скоро уже за стол сядем, нажремся мяса и чеснока.
– Ты шутишь? А когда за невестой приедут, мы им противогазы раздадим?
– За невестой приедут только завтра, так что сегодня гуляем от пуза!
– Только завтра? А она уже одета. Неужели сегодня не заберут в дом жениха?
– Да, кому она там нужна!
– А жениху?
– А он сам не дома, он у наиба спрятался, там у него мальчишник, – и Суля громко прибавила:
– Кто голодный – идемте–ка со мной на кухню – хавчик наверх таскать!
И Анико пошла вниз, через пустую комнатку и веранду – в обход гостей – на кухню, где пахло лавровым листом, чуреком и пловом. Полчаса они ходили туда–сюда с бокалами и блюдами, накрывая в башне ослепительно элегантный стол. От скатерти исходило сияние, от хрустальных фужеров – божественный свет. А виновница торжества неподвижно белела в провале между светом и светом.
– Зуля, ты жива? – спросила Анико, не выдержав зловещего зрелища и наклонившись к ней.
Питимат всхлипнула и закрыла рот.
– Что?
– Прости, я не поняла, что ты спишь.
– Кто спит!
– Ладно, извини…
Вошли остальные девушки, все расселись, тесно облепили стол, точно утята, и подняли гвалт. Суля постучала двузубой вилочкой о фужер и устало сказала в тишине:
– Девочки, давайте выпьем и съедим все, что послал Всевышний на этот стол. За счастье молодой. А то она упадет в голодный обморок.
– Кто упадет! – буркнула Питимат из–под венца.
– Счастья тебе, Зулька, живите долго и умрите в один день! – громко возгласила Зелимхан, роскошная персиянка со сросшимися на переносице бровями.
Она опрокинула полный бокал шампанского и взвизгнула от восторга. Все остальные тоже выпили, скромно опустив глаза.
– Зуля, пей давай и жри побольше – завтра тебе желудок уже не понадобится, – подтолкнула сестру Сурайя.
Патя протянула руку в тонкой перчатке к бокалу с минералкой, но тут дверь открылась и вошла ее бабушка Ханум, острая и бледная, точно корень хрена. Невеста одернула руку и встала, придерживаясь за стол.
За Ханум вошли тетя Самира и несколько пышнозадых женщин в бархатных платьях.
– Дочка, жизнь пронесется, как мгновение, – в полной тишине, молотя русские слова, как трактор, произнесла бабушка Ханум. – Как ты ее проведешь, так она и пройдет. Больше тебя не будут нести на руках мать и отец, теперь твоя жизнь – это твое собственное творенье.
И она сказала еще несколько слов по–лезгински.
– Подойди сюда к нам, – ласково позвала дочку тетя Самира.
Суля помогла сестре выбраться из–за стола, и женщины, шепча ей в фату что–то приторно–сладкое, вложили в ее руки ювелирские коробочки с подарками и непременные генже* всех цветов радуги. Бабушка обхватила голову внучки, наклонила ее и повесила ей на шею серебряную бляху с красными и голубыми камнями. Женщины прощебетали пожелания счастья и ушли. Патя, опираясь на Сулькину руку, вернулась за стол. Забыв про еду, девушки полезли к ней разглядывать огромную подвеску.
– Какая прелесть! Это же настоящее искусство! Это самоцветы, да? Это серебро, да? Это кубачинская чеканка?..
Сурайя опять постучала по фужеру.
– Слушайте, дайте молодой поесть, а то еще кто–нибудь припрется поздравлять.