/ Регистрация
Автор:
29.08.2015
И снова привет

— Мам, я пришел. Какой же там ливень начался, черт возьми! Ты видела?

— Да, Сэм. Надеюсь, ты не сильно промок?

Сэм снял верхнюю одежду, надел домашние тапочки и по новому паркету прошлепал в комнату родителей. Отец работал дальнобойщиком и несколько дней назад снова отправился в рейс.

Сэму было 16 лет. Голубоглазый, с длинными волосами, высокий, широкий, с огромными мышцами и тонко очерченными чертами лица, он походил на каменную статую древнегреческого атлета, участвующего в Олимпийских играх.

Его мать, Мария, была низкого роста, с седыми сухими волосами, морщинистым лицом, огромными кругами под глазами, с сутулой осанкой, больной ногой, но очень добрым сердцем. Она воспитала сына в самых лучших традициях своего времени и старалась передать ему все хорошее, чтобы он правильно расставил приоритеты в жизни. 

— Ник до сих пор не звонил? – спросил Сэм у матери.

— Нет, а что, в школе он так и не появился за эти две недели?

— В том-то и дело! Нет его! Как будто пропал. Звоню – не отвечает. Сегодня после занятий я приехал к ним домой, а у них – никого. Странно, правда? И куда он мог уехать, не предупредив меня?

— Ничего, найдется. И ливень ему не помеха: не сахарный – не растает! – весело заметила мама, но вдруг лицо ее стало чем-то немного озабоченным, и она добавила: — Тебе там письмо пришло, сынок. Не знаю, от кого. Посмотришь?

— Конечно, мам. Сейчас поем и – в бой!

Он вымыл руки и приступил к ужину.

За окном уже наступила ночь. Гудел ливень, потоки воды хлестали в окна. Вдалеке уже можно было разборчиво услышать раскаты грома. Приближалась гроза. Усиливался ветер. Шелестели листья, пропитанные водой, летали различные пакеты и другой мелкий мусор. Темные облака заволокли небо. На улице наступила кромешная тьма.

Сэм закончил ужин и поднялся к себе в комнату. Включил свет и нашел у себя на кровати конверт. Очевидно, его туда положила мама.

На конверте не было ничего, даже марки. Значит, его не доставили почтой. Озадаченно хмыкнув, Сэм вскрыл конверт и сразу узнал знакомый почерк, принадлежащий его лучшему другу, Нику.

“И снова привет, друг мой. На этот раз я приветствую тебя, наверное, в последний раз. Столько лет я говорил тебе это простое слово “привет” и даже не задумывался о том, что когда-то это закончится. Когда-то нам больше не удастся поговорить, когда-то мы уже не будем слышать дружеский смех, когда-то настанет то время, в котором одному из нас придется жить без другого”, – прочитал Сэм и обеспокоился. Его друг вполне мог пошутить, но так глупо – никогда. Значит, дело действительно серьезно. Все же он отнесся к началу письма довольно спокойно, но с нарастающим подозрением продолжил читать: “И вот, оно наступило. Почти наступило. Я правда не думал, что первым оставлю тебя и уйду на тот свет, но – клянусь Богом – безмерно благодарен судьбе, что именно мне предстоит уйти раньше положенного. А, может, именно это время мне отводилось – кто знает?”

 Теперь уже Сэм отбросил все сомнения и всё недоверие. Он начал беспокоиться за друга. Судорожно вцепился в конверт, помяв его немного, но взял себя в руки и продолжил быстро читать:

 “Я не хочу, чтобы ты думал, будто я плачусь тебе. Нет, друг, нет… У меня нет на это времени. Я пишу тебе в последний раз. Нет сил позвонить и обо всем тебе поведать, поэтому я решил рассказать о своих чувствах посредством вот этого листа бумаги, который я нашел в старой деревянной шкатулке, что ты подарил мне три года назад. Признаться, тогда я не думал, какую ценность для меня приобретет эта шкатулка и сложил туда все, чему не нашел места у себя в ящике. Мог ли я предположить, что тогда кладу туда бумагу, на которой спустя три года буду писать прощальное письмо? Но не надо об этом. Друг! Признаюсь, я сожалею, что мне не хватило времени пообщаться с тобой всласть. Я хотел бы вдоволь насытиться разговорами с тобой: о чем угодно! Мы могли (и делали это) часами говорить на самые разные темы. Наши разговоры никогда не были ограничены банальными вопросами: «Как дела?», «Что делаешь?», «Что нового?». Нет. Мы даже очень редко обсуждали учебу. А знаешь почему? Потому что нам действительно было, о чем поговорить. Было. И мы говорили. С упоением доказывали друг другу свои точки зрения, спорили, но практически никогда не ругались. Прости, если я когда-то обидел тебя. Если это так, то это произошло ненамеренно. У меня нет никого ближе и дороже тебя. Да, есть семья, но ей я не могу рассказать очень многое, а с тобой делился всем – своими мыслями и произошедшими (пусть даже выставляющими меня в невыгодном свете) событиями. Мы с тобой довольно разные, но выросли в похожих семьях и получили достойное воспитание. Мы даже думали часто одинаково. А молчание, которое порой между нами возникало, не было неловким. Мы молчали, но и тогда понимали друг друга, или просто подыскивали необходимые аргументы для очередных споров. Мы говорили с тобой о литературе – персонажах Гоголевских книг, героях из романа «Война и Мир», часто рассуждали о Раскольникове. Мы оба достаточно прочитали, чтобы рассуждать на эту тему. Порой я защищал каких-то персонажей, ты их обвинял, или наивно предполагал, что классики могли что-то не так писать. И такое было. Мы могли поговорить о физических законах, но это только поначалу. Потом ты углубился в изучение физики и других  точных наук, и мне стало уже как-то стыдно упоминать о своих познаниях в этих областях. Но больше всего у нас было жизненных споров: что является самым важным в человеческой жизни, для чего вообще она отводится людям? Как нужно прожить, чтобы правильно использовать данные свыше возможности? И тут у нас были сплошные споры. Помнишь, ты всегда говорил, что хочешь получить достойное образование, получить среднюю должность, создать семью и тихо — мирно прожить до старости лет, а затем умереть, окруженный друзьями и родственниками? Как я тогда категорически отказывался тебя понимать! С пеной у рта я пытался тебе доказать, что цель жизни человека – оставить о себе хорошую память на этой планете. А вот когда ты спрашивал меня: «Как же это сделать?» я всегда терялся и не знал, что ответить. Просто потому, что не был готот. Чуть позже я стал говорить тебе, что цель человека – помогать другим. И я правда в это верил. Я считал, что надо помогать тем, кто нуждается в помощи и кому есть хоть малейшая возможность помочь. Я даже хотел быть хирургом до 9 класса, потом, после посещения республиканской больницы, резко передумал и запросил пардону. И вот я стал думать: а как же можно помогать людям? Быть врачом – отпадает, не мое, быть полицейским и стоять на страже закона – тоже не выход, нет внутреннего желания. А помогать нуждающимся в Африке или кому-нибудь гуманитарной помощью не мог – я не миллионер. И это меня злило. Я видел в телевизоре и интернете, как хорошо живут люди и недоумевал, почему же я тогда так не живу? Сразу скажу: я никогда не обвинял родителей в том, что не являюсь миллионером. Я жил в хорошей квартире, имел возможность получить образование, был всегда одет и сыт. Но мне хотелось большего. Как я говорил тебе в одном из наших диалогов: «Человек должен стремиться к большему». И я снова не отрекаюсь от своих слов. Но тогда я имел ввиду материальную сторону, ныне же хочу заявить, что деньги в жизни человека должны играть наименьшую роль. Ты давно это уяснил, я — лишь недавно. Так в чем же смысл человеческого существования? Прожить жизнь так, чтобы никому не мешать – как говоришь ты, или помогать людям и оставить о себе память «в веках», как говорил до сего момента я? Думаю, нам так и не удастся найти ответ. Да и зачем? Как будто не ясно, что, пока мы рассуждаем, жизнь стремительно набирает обороты и проносится мимо. Для меня так и вовсе скоро оборвется. Понимаю, ты задаешься мучительный вопросом: «что со мной станет?», но об этом в конце. Это самая незначительная часть моего письма. Я просто хочу высказать все, что у меня внутри. Сейчас я понял, как мало человеку отводится времени. Очень мало. Некоторые успевают добиться больших высот в какой-то области, иные кидаются из крайности в крайность, всюду пытаются успеть и – что в итоге? Они так и застревают на гране этого «между». Теперь, когда мне осталась всего пара часов, я вдруг понял, в чем же смысл. Смысл в том, чтобы люди были о тебе хорошего мнения. Смысл в том, чтобы никого не обижать. Смысл в том, чтобы помогать всем, чем можно, даже если это идет в ущерб тебе. Смысл – в самопожертвовании. Что есть земная жизнь? Ничего глобального. Всего лишь существо, которое рождается, живет и, в конце концов, умирает. Лишь некоторым личностям удается внести свое имя в историю земли, создать что-то, что действительно нужно всем, и от чего изменится жизнь людей в лучшую сторону. А остальные… просто живут. И в этом тоже есть сила, а – главное – смысл. Только люди теряют главный элемент смысла – они не отдают предпочтение самопожертвованию. Для них это – лишнее. Они хотят блага лишь себе, и это-то больше всего меня злит! Теперь я это понял. И отсюда можно сделать вывод, к которому мы с тобой уже пришли совместно: смысл жизни – в самопожертвовании и доброте. Если оба этих компонента присутствуют в человеке, если он выработал их, даже при том, что изначально ими не обладал – это уже великий человек. И он постиг истину существования. Гениальная мысль, не правда ли, братишка? Эх, Сэм-Сэм, как же хочется верить, что есть высшие силы, что после смерти душа человека не исчезает полностью. Да, мне всегда говорили, что смерть – это сон без снов, просто покой. Никаких мыслей, проблем, одна безмятежность. Но меня она страшит. Ведь никто не хочет умирать, но надо принять смерть достойно. Теперь, когда я высказал то, что хотел и нашел-таки этот смысл человеческого существования, когда сказал, что хочу принять смерть достойно, ты имеешь право узнать, что же случилось. И пусть эта история покажется тебе странной и неправдоподобной, но это действительно имело место быть. Друг! Я вляпался, как никогда. Две недели назад я познакомился с одним парнем, он представился как Дэйв. Не знаю, что на меня нашло, почему я сразу не дал ему в рыло, но что теперь говорить. Буду приводить факты: я пошел с ним в одно старое здание, возле детского сада, знаешь же его? Нас часто предупреждали, что туда ходить нельзя: опасно. Но я пошел. Там была большая компания: здоровые мужики с пивными животами, с развратными противными девками. Смех, музыка… Не знаю, как их не накрывает полиция, но – готов поспорить – там были наркотики. Я лично видел, как один из этих негодяев вколол себе шприц, а потом откинулся, как будто умер, но на лице расползлось облегчение и кайф, а глаза такие впавшие и безжизненные. В общем, меня познакомили с их главным, и он предложил сыграть мне в карты. Я понял, что уйти не удастся и согласился. «Одна игра, чего там», — подумал я. Но это было заблужденьем. Они не играли честно, а доказать обратное я не мог, да и не хотел. Только потом, когда меня практически заставили играть на деньги, я попытался спорить, но мне быстро заткнули рот. Меня вынуждали играть. «Играй, или умрешь» — фактически так выглядела ситуация. Я играл. Проиграл десять тысяч, двадцать… Потом меня заставили играть на квартиру, это все записывали на видео… Я попытался отказать, но они избили меня. И… все-таки вынудили. Брат, ты же знаешь, что я не позволяю над собой издеваться, но их было много, и в основном они были здоровые. Я проиграл квартиру, но попытался сказать, что ничего им не дам. Тогда они избили меня сильнее. Я потерял сознание от боли, а очнулся в поле. Возле меня была записка: «Чтобы через две недели квартира была наша. О себе мы еще напомним». Я в сердцах послал их и решил ничего не отдавать. Дома сказал, что у меня хотели отнять телефон, и я его отстоял. Настоял на том, чтобы родители никуда не обращались. Я отказался ходить в школу. Мне не хотелось видеть тебя, потому что ты бы сразу все понял. И как бы я смотрел в твои глаза? Поэтому я сидел дома. Незаметно время промчалось. И вот, неделю назад, еще записка на двери моей квартиры: «Помнишь?». Отец с матерью не видели, потом, дня четыре назад, уехали в столицу, им что-то там надо по работе. А я остался один. И снова записка день назад: «Не отдашь квартиру — смерть». Это не просто люди, Сэм, это убийцы! Ты же сам слышал, что о них говорят. А те убийства в городе! Это точно они! Теперь я знаю это. И зачем я пошел туда? Храбрый, да? Ну что ж… Как бы то ни было, но факт остается фактом: квартиру я отдавать не хочу, я еще не так пал, а бежать не получится. У этих мерзавцев есть крыша, которая поставляет им любую информацию. Что делать – не знаю. Есть только одно упорное желание не показать свою слабость. Брат, все наши разговоры, они были полезны. Они закалили меня. И теперь я не хочу упасть в твоих глазах…и в своих тоже. Сегодня они придут за мной. Я отнесу тебе это письмо, и это будет последнее, что ты увидишь от меня. Больше я никогда не пожму твою руку, больше не буду спорить с тобой по поводу жизненных ценностей и ситуаций… Я знаю, что умру, но не считаю, что умираю глупо. Я просто умираю рано… но достойно. И никто не сможет сказать, что я попытался сбежать, как последняя крыса, которую потом поймали и унизительно убили! Нет, я умру достойно. Достойно. Живи счастливо, друг мой. Спасибо судьбе, что в моей жизни был такой человек, как ты. Через 100 лет увидимся там!”

Сэм сжал письмо в трясущемся кулаке. Его зрачки были широко распахнуты, все тело пронизывала мелкая дрожь. На глаза выступили слезы.

— Ма-а-а-а-а-а-а-а-а-ам! – закричал он так громко, как только был способен и стремглав помчался в комнату матери. Забежал в нее, увидел привстающую в панике от его крика мать и закричал: — Как давно принесли это письмо??? Как давно???

— Часа два назад, — заикаясь ответила она, не понимая, что происходит с ее сыном. А Сэм уже бежал к телефону. Подбежав, взял трубку и стал набирать номер полиции.

— Алло! Полиция?! Я друг Ника Харвела! Два часа назад получил от него прощальное письмо! Его хотят убить. Его адрес: Восточная, 47б! Срочно вышлите туда кого-нибудь! Прошу вас!

Сэм бросил телефон и кинулся к двери. Быстро надев обувь и накинув сверху куртку, но, даже не застегнув ее, он выбежал в ночь. Ливень и темнота быстро скрыли его из виду.

Сэм мчался так, как никогда в жизни. Ник жил неподалеку от них, всего в трех улицах. Дорога до него отняла всего минут семь. Подбежав к коттеджу, Сэм думал, что дверь будет заперта, но оказалось, что она распахнута настежь и ливень льется в холл. Оказавшись внутри, Сэм щелкнул выключателем и стал озираться… Здесь не осталось следов борьбы. Все было аккуратно убрано, все лежало на своих местах.

Медленно, шаг за шагом, Сэм прошел в комнату друга и еще издали понял, что что-то не так. Дверь Ника, обычно всегда закрытая, тоже была распахнута настежь.

Сэм шагнул внутрь и увидел на полу тело своего друга, а вокруг головы – растекшаяся лужа крови. Глаза Ника были широко распахнуты, но в них не было ни капли страха. Скорее, смирение и даже такая узнаваемая в нем насмешка.

— НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ, НИ-И-И-И-И-И-И-И-И-И-ИК!!!!!!!! – закричал Сэм, но сделать уже ничего не мог.

Он закрыл другу глаза, положил его голову себе на колени и, даже не обращая внимания на льющиеся с глаз потоки слез, безразлично уставился в окно. А снаружи, сквозь шум ливня, уже была слышна полицейская сирена. 

Вход в личный профиль