Глава 13

 

Индрис Иванович вошел сразу после Каркар. Не ответив на приветственное блеяние, он встал у доски и подробно оглядел весь класс. Потом произнес:

– Пусть сядут только те, кто сбежал с урока в субботу.

Раздался жидкий грохот стульев.

– Смелее! – прикрикнул Индрис.

Анико огляделась: человек десять сидело за партами, опустив головы. Остальные стояли.

– Акселераты, – сказал директор. – Раньше мне такое устраивали только десятиклассники. А теперь начинают с шестого.

Он опять взял долгую паузу, осматривая поле брани.

– А почему мы стоим, – робко возмутился Сергей. – Не мы же убежали.

Индрис повернул голову к нему.

– А вы – хорошие, да?

– Ну, нет, но… да… – промямлил Сергей.

– Посмотрели вслед своим товарищам и гордо пошли в школу? Как доблестные пионеры?

Все молчали.                  

– А остановить своих слишком взрослых одноклассников что – рука не поднялась? Из уважения к старшим?

– Ну да, послушаются они нас, – буркнул кто–то.

– А ты пытался? – спросил Индрис. – Поднимите руки, кто пытался, и его не послушались.

Рук не было.

– Значит, нет, – Индрис заложил руки за спину и прошелся вдоль доски. – Поступим так. Вы, хорошие, будете наказаны. Два дня после уроков вы идете не домой, а в школьный сад сажать цветы, поливать, полоть. Под руководством Розы Петровны. Кроме того, все получают двойки по поведению. До свидания.

Он пошел к двери, ускоряясь, будто готовился прыгнуть.

– А они? – жалобно спросила Этери, показав на сидящего рядом Аслана.

Индрис развернулся всем телом.

– А что они – они уже взрослые. Пусть делают что хотят.

Он вышел и впечатал дверь в проем.

– Садитесь, – разрешила Карина Кареновна… – Не хочу отвлекаться от урока, но всё–таки скажу вам: если бы мне разрешили снова стать маленькой и ходить в школу, я бы проводила здесь день и ночь, да, день и ночь. Здесь вы  как в теплом гнездышке – изолированы от мира серьезных проблем, от необходимости отвечать за жизнь своих близких, искать средства, чтобы прокормить детей… Дома папа с мамой трепещут над вами, суют вам в ротик жареную курочку и сушеную хурму, в школе учителя впихивают вам в мозги ценные знания, чтобы после школы вы могли поступить в институт. А вам надоела такая спокойная жизнь…

– А сушеная хурма вкусная? – шепотом спросила Анико у Азизы, наклонившись к ее широкой спине, перетянутой лямками фартука, точно кобурой.

Азиза выгнула назад руку с поднятым большим пальцем.

– Тебе что–то неясно, Гаглоева? – спросила Каркар.

Анико встала.

– Нет, я просто насчет хурмы… сушеной.

В классе сдавленно захрюкали.

– Я тебе принесу, Гаглоева, если это так важно для тебя.

– Что вы, спасибо…– пробормотала Анико.

– Пожалуйста, садись. Я задавала на дом выучить стихотворение Лермонтова «Бородино». К доске пойдет… допустим, Жанна.

Анико оглянулась на Жанну и мысленно плюнула: лицо у нее покраснело и светилось от удовольствия – последние два дня она в центре внимания!

– Добилась своего! – прошептала Анико, ткнув Азизу карандашом.

Та выразительно взмахнула плечами.

Жанна стала читать стихотворение, обводя класс своим неприлично смелым взглядом – сначала по задним партам, потом по передним, а потом, как будто железная логика не допускает иного хода событий – прямо по центру класса,  по парте Саурмага. Пару раз Анико даже заметила, как она посмотрела ему прямо в глаза, так что парень смутился и отвернулся в окно.

– Вот наглая! – прошептала Анико.

– Кто? – спросила Азиза, чуть показав свой профиль.

– Жанка!

– В смысле? Стихи выучила?

– В смысле на Саурмага пялится.

– Да? А ну–ка… – Азиза наклонилась вперед, как удав.

Жанна выстрочила стихи без запинки, лишь на словах «богатыри не ви» застряла, заметив Азизу.  Потом опустила глаза, вся розовая от счастья, получила пятерку и просеменила к своей парте, по пути сверкнув глазами на Саурмага. 

– Слушай, правда наглая, – подтвердила Азиза. – Я ее давно знаю, но это уже совсем…  оборзела.

– Магометова, к доске.

Азиза подпрыгнула, опрокинув свой стул.

– Расскажи нам биографию Лермонтова.

Азиза наговорила у доски много лишнего. Она явно не успела вспомнить среди семейных забот о литературе, и биографию Лермонтова перепутала с биографией Пушкина и Державина. Сказала, что Лермонтова звали Гавриил Сергеевич, что у него была красивая, но гулящая жена, и поэт погиб, защищаясь от ее любовника.

– А как звали его жену? – уточнила Каркар.

– Софья.

– Сонечка, хорошее имя… А фамилия любовника?

– Керн…

– Чем он убил Гавриилу Сергеевича?

– Кинжалом.

– Зарезал, значит… Может, он абрек был?

– Нет, он был военный… казак.

– Мда, темная история… Спасибо, дорогая. Садись.

Класс валялся на партах, изнемогая от хохота. Азиза лишь надменно усмехнулась, прошествовав на свое место. Анико украдкой вытерла слезы, выступившие от смеха, и сделала приветливо–сочувственное лицо…

После уроков у порога школы их ждала сияющая Роза Петровна.

– Еще улибает, – сказала Азиза.

Масса тела, колыхаясь, как море, отвела их в садик за школой. Здесь вдоль дорожек, посыпанных красным гравием, рос шиповник, а у ограды блестела на солнце высокая густая трава, вся в звездах одуванчиков.

– Ребятушки, давайте посадим вместо этих сорняков что–нибудь полезное, – вдохновенно сказала Масса, – например, малину и смородину.

– Мы ее дома сажаем, – пробурчал Мурат. – Лучше пусть сорняки растут. Они красивые, и полоть не нужно.

– Хорошо, не будем сажать малину, – согласилась Роза. – А давайте сделаем знаете что? – Давайте каждый из вас посадит здесь свое любимое растение – цветок, куст или даже дерево. Вот ты, мальчик, что хотел бы посадить?

– Подсолнух, – сказал Мурат.

– А почему подсолнух? Он тебе нравится?

– А чего его сажать – бросил семечки в землю – и пусть растет.

– Это не совсем так. Но об этом позже. Хорошо, ты сажаешь подсолнух. А ты, девочка?

– Я ирисы люблю.

– Ирисы – мои любимые цветы! – воскликнула Масса и записала в своем блокноте. – А ты, мальчик?

– Чеснок, – сказал Илья.

– Верно! Чеснок нам всем пригодится зимой – будем лечить простуду! Так, а ты, девочка?

– Я посажу магнолию, – громогласно сказала Жанна. – Все оглянулись – она только что подошла сзади со всей своей командой.

– Это замечательно! Прекрасно! Магнолия – удивительно красивое дерево! Правда, я не знаю, найдем ли мы саженцы. Но я постараюсь. Ну а ты?

– Может, грибы посадим? – спросил Мебуке.

Все засмеялись.

– Че вы ржете? Грибы очень вкусные. Я ел, это вкуснее мяса!

– Какие у вас необычные желания! – умилилась Роза. – Я постараюсь найти рассаду грибов. А ты что посадишь? – обратилась она к Анико.

– Я розы. Белые и желтые. Моя мама выращивает, у нас полный сад роз. Я принесу отростки.

– О! А ты умеешь высаживать отростки роз? Ведь за ними нужно внимательно смотреть и ухаживать.

– Умею, – вздохнула Анико. – С детства.

–   А я посажу кокосовую пальму, – заявила Азиза.

Все засмеялись.

– Тупицы. У меня дома есть кокосовый орех, отец привез из Москвы.

– Вообще кокосовый орех, дети, –  это семечка. Да–да, это семя пальмы, и его можно посадить, – вдохновилась Масса тела. – А климат у нас теплый – может быть, и вырастет.

– А я посажу огородное  пугало – можно? – спросил Аслан.

– Сам стой – вот тебе и пугало, – сказал Саур.

– А чего вы приперлись? – спросила Азиза. – Вас же домой отпустили.

– Работать хотим. А что – нельзя? – ответила Жанна.

– Зачем нельзя. Валяй, если делать не фига.

– Вот и правильно, деточки, – одобрила Роза. – Хорошо, что вы одумались.

– Кто одумался, – набычился Аслан. – Просто западло…

– Что? –  не поняла Роза.

– Жалко стало этих деточек, – пояснила Жанна.

Сергей принес из подвала инструменты – грабли, культиваторы, ведра и жуткий секатор. 

– Секатор мне, а остальное разбирайте, – сказала Масса тела.

Анико с  удовольствием пропустила вперед кинувшихся расхватывать инструменты – садово–огородного труда ей хватало и дома.

– Что – не хватило? – спросила Роза Петровна. – Я сейчас еще принесу.

– Не стоит беспокоиться, – заверила ее Азиза.

Но Роза проворно сбегала в свой кабинет и вернулась оттуда с пучком алюминиевых вилок с погнутыми зубчиками.

– Вот, держите, – сказала она, – это ваши культиваторы. Ими будем пропалывать вот эти грядочки. Здесь проростки моих любимых растений – самшита и ели. Они еще совсем малюсенькие, их нельзя большими инструментами. Осторожно  берем вилочку и рыхлим землю вокруг ростка, удаляя лишние травинки.

Анико, Азиза и другие получили по вилочке.

– Жрать захотелось, – грустно сказал Саурмаг, ища, во что бы воткнуть вилку.

– Не в меня, доход! – оттолкнула его Мадина.

– Извините, мадам, я думал, это огромная булка.

– Ща как дам вилкой!

Огромная Мадина понеслась за Саурмагом по извилистым дорожкам.

Жанна ревниво крикнула ей вслед, но Мадина не обратила внимания.

– Вот дура… Жиртрест, – прошипела Жанна, набрасываясь на грядку с ростками.

Анико и Азиза присели рядом.

– Надо спасать Лейку, – прошептала Анико.

– От этой? Да уж, эта не сдастся, захапает себе мальчика.

– Что будем делать?

– Может, отравим?

– А может, поговорим с ней?

– О чем? Жанночка, дорогая, прояви жертвенность, отдай Саурмага!

– Да нет, ну не так прямо. Скажем ей потихоньку, что она ведет себя неприлично, все уже заметили, что она неравнодушна к Саурмагу, и он тоже может это заметить. Пусть следит за собой.

– Наивная горская дэушка! Жанка этого и хочет – чтобы он заметил.

– Так он же ее презирать будет!

– Плохо ты знаешь мужчин.

– Еще чего! У меня двое братьев! И еще трое дворюродных.

– Поэтому ты мальчиков идеализируешь, а я – нет. Знаешь, как он радуется, если девочка ему глазки строит. В душе, кончено. Если бы твоя Лейка была поумнее, она бы сама так делала, как Жанка.

– Да я б ее убила за такое!

– А я нет. Я ей посоветую – вот пусть только поправится.

– Она не послушается.

– Не послушается, конечно, Она же хорошая девочка, – язвительно прошептала Азиза. – И посмотрим, какая девочка больше понравится Саурмагу – хорошая или смелая. 

– Слушай, мы смотреть будем или помогать подруге?

– Помогать, помогать… Только как? Она же в обморок падает при одном упоминании его имени. Может, сочиним сплетню про Жанку и запустим ее Саурмагу?

– Фу! Что мы – сплетницы какие–нибудь?

– Ох, нет, кончено, я забыла: мы святые пионерки. Тогда сама предложи.

– Знаешь, надо как–то так подстроить, чтобы они вместе что–то делали. Например, дежурили после уроков… или за одной партой сидели.

– Это устроить не в нашей власти, это может только классная… или Бог.

– Тогда… мероприятие какое–нибудь. Стангазету выпускать, что ли…

– Шутишь? Стенгазету выпускать – это тебе подойдет, а Саурмаг нас далеко пошлет с таким предложением. Для него литература – каторга.

– Футбольный матч? Он же на футбол ходит.

– И как мы Лейку сюда прикрутим? Оденем в трусы и на поле?

– Нет, трусы она ни за что не наденет. Слушай, а у Лейки дома такая штука есть – видеокамера, ею кино снимают.

– Ну, знаю, есть такие штуки на свете. Даже однажды видела.

– А у Лейки есть настоящая, из Турции. Давайте не стенгазету делать, а снимать передачи про школу.

– Вот это идея! Такого еще нигде никогда не было! А че, Лейкин пахан ей разрешает свою камеру трогать?

– Да он ей подарил, прикинь!

– Ни хрена себе. А она умеет?

– Учится. И нас научит.

– Ну хорошо, а почему ты думаешь, что Саурмаг захочет?

– Ну, это же все–таки техника. Пацаны любят всякие кнопочки. Заодно будет камеру таскать – она тяжелая.

– Ну, допустим. А как мы ему объясним, почему мы именно его выбрали – у нас в классе много пацанов.

– Э… Почему… А! Мы ему наврем, что он самый красивый в классе, а для телевидения нужен диктор.

– Думаешь, поверит? Он не урод, конечно, но все–таки есть и получше него.

– Еще как поверит! Главное говорить это с наивной рожей, глупо хлопая глазами. Каждый пацан свято верит, что он покоритель сердец.

– Ничтяк! Пошли к Лейке после этого…огорода.

– Пошли!

– Тсс… Кажется, Жанка подслушивает – что–то примолкла.

Они оглянулись. Жанна ковыряла землю в пяти шагах от них и слишком уж задумчиво смотрела на свою вилку. Это в то время, как Саурмаг с хохотом прятался за кустами от Мадины!

– Если и слышала, то какие–нибудь отдельные слова. Она же не мышь летучая.

Лейла, закутанная в теплую кофту, тоже работала в саду – поливала и подвязывала вместе с мамой аллею виноградных лоз, поглотивших террасу.

– Привет, симулянтка! – крикнула ей Азиза.

Лейла бросила шланг и побежала к воротам наперегонки с собакой. Медея издали помахала им рукой, приглашая войти в дом.

– У нас идея! – с порога заявила Азиза.

– Пойдемте обедать, – прохрипела Лейла. – Очень вкусный суп из курицы с лапшой.

– Повтори–ка, что ты сказала, – попросила Азиза.

– У нас вкусный…

– Еще раз! Пролей мёд на мои уши!

– Ну, хватит тебе издеваться над больным человеком, – остановила ее Анико. – Лейка, нам не до супа, мы по делу. Твоя видеокамера еще жива?

Лейла кивнула.

– Показывай.

Они пошли к ней в комнату. Анико швырнула портфель на розовое покрывало и повалилась в глубокое кресло с высокими подлокотниками, закинув ногу на один из них.

–Лейла достала из шкафа большую черную сумку и расстегнула молнию.

– Ага, видела я такую, – махнула рукой Азиза. – Можешь убирать. Сначала надо получить разрешение у Индриса. Если он не разрешит – не будет никакой передачи.

– Какой еще передачи? – спросила Лейла.

– Вот Анико расскажет.

– Отстаньте, дайте полежать у камина.

– У какого камина?

– Ну, просто полежать.

– Может, суп принести?

– Шланг сюда принеси, супопровод. Эй, хватит валяться, работать пора! – заорала Азиза.

Анико с неохотой открыла глаза и в полусне изложила Лейле идею школьного телевидения, не произнося при этом имени Саурмаг.

Лейла просияла и захлопала в ладоши.

– Начальство одобряет, – перевела Азиза. – Завтра пойдем к Индрису.

– А кто будет ведущим передачи? – спросила Лейла.

– Ты, конечно. Только попросим зрителей прибавить звук – или вообще выключить.

Лейлка сердито махнула рукой.

– Ладно, я буду, – согласилась Азиза. – Что вы так на меня смотрите? Не гожусь?

– Конечно, годишься, Азиза, – сипло воскликнула Лейла. – Ты будешь ведущей! А Анико будет главной, придумает нам сценарий.

– А ты будешь снимать и камеру таскать? – ехидно спросила Азиза.

– Да. Но я вам тоже дам снимать, пожалуйста, сколько хотите.

– Ладно, договорились, – усмехнулась Азиза. – Ну а теперь спой нам что–нибудь, и мы пойдем.

– Я в следующий раз, можно? Давайте пойдем пообедаем.

– Ладно, если петь не будешь, пойдем хоть объедим тебя…

 Дома Анико застала папу, который сидел у телефона и звонил с озабоченным лицом. Абонент, видимо, не брал трубку.

– Папа, кому звонишь? – спросила Анико.

– В общагу.

– Что случилось?

– Пока ничего. Просто хочу, чтобы он домой приехал.

– Как это пока? Пока у него занятия вообще–то.

– Иди, иди, переодевайся, уроки делай. Все в порядке.

Не дозвонившись, папа ушел на работу. Вечером пришла мама и тоже сразу стала звонить в Тбилиси.

– Сармата Гагловева, пожалуйста, 85 комната, – попросила она по–грузински. – Все ушли? Куда, вай ме! Вообще все ушли? Кто–нибудь же остался? Что там у вас происходит? Все хорошо? Правда? Спасибо.

– Мама, что там у них? – спросила Анико.

– Какой–то митинг–шмитинг. Твой брат обязательно же должен влезть во все эти митинги, чтобы ему накостыляли по шее! Как маленький прямо!

Вскоре под окнами остановилась «Лада», и Мадина вышла оттуда с красными щеками, красными тюльпанами и побежала в дом. Они о чем–то стали говорить с мамой, и Анико пошла послушать. Звучало слово «свадьба»!  Зарина стонала. Денег на свадьбу не было. Даже принять сватов нужны большие деньги – а тут еще свадьба! У кого занять? И так всем должны! Какая может быть маленькая свадьба здесь, в городе, где столько родных. Кого мы можем забыть пригласить? Кого? Придет полгорода как минимум. И половина Джавы приедет!

– Мама, но когда–нибудь все мы станем жениться и выходить замуж, – резонно заметила Мадина. – И ты каждый раз будешь так убиваться?

– Но не сейчас же! Неужели нельзя подождать?

– А когда?

– Когда денег будет побольше.

– Мама, это утопия, – сказала Анико.

– Вот, – подхватила Мадина, – утопический социализм.

– Хорошо, ладно, умные стали! – Зарина села за стол и опустил голову на руки. – Когда рожаешь детей, не думаешь, что какой–то миг спустя их придется женить! А думать надо – чтобы их не было так много.

– Мама, у Зураба же тоже есть родители, ты не одна будешь делать свадьбу, – напомнила Мадина.

– Да, я как–то об этом не подумала, – взбодрилась Зарина. – Ладно, попробую у Хазби еще денег занять. А когда придут свататься?

– В субботу. 

– Почему не в воскресенье? Когда я готовить буду? В пятницу? Сами готовьте, меня и так на работе склоняют за опоздания и прогулы. Талоны в школу возьмите и после уроков идите в магазин – там в середине дня очереди не будет. Ох, чтоб вы пропали со своей свадьбой…  Нет чтобы в воскресенье договориться – где у них голова, а?  Где еще твой старший брат гуляет, проклятый…

– Жену ищет, наверное, – сказала Анико.

– Я тебе дам жену! – Зарина стукнула ее кулачком по макушке. – Только попробуйте!          

В кухню вошли Ладо и Джуба, оба запачканные чем–то маслянисто–черным.

– Здравствуйте, – со счастливой улыбкой сказал Джумбер.

– Здравствуйте, къабулта*, откуда вы с таким запахом? Вагоны разгружали?

– Нет, машину делали, – беспечно ответил Джуба.

Ладо незаметно толкнул его локтем.

– То есть, чинили просто. Не мою, конечно  – соседу помогали.

– Ты умеешь чинить машины? Какой молодец. Ну, идите умойтесь, я вас покормлю.

Зарина положила в тарелки вареную картошку и поставила чашки с цахтоном*.

– Поешь и иди на телефон, – сказала она Ладо, когда мальчики вернулись из ванной. – Дозвонись Пабло в Тбилиси, я тебе дам его номер.

– Какому еще Пабло?

– Это Сармата товарищ, который живет дома, у него есть телефон. Спросишь у него, где Сармат.

– А в общежитие нельзя позвонить?

– Нет его там.

– Мама, когда он бывал в общаге в такое время. Еще только шесть часов.

– Много не разговаривай. Возьми номер и дозвонись.

Ладо пожал плечами и набросился на еду. Картошка исчезла за две минуты. Зарина поставила на стол миску с вареными яйцами – она тоже вскоре опустела.

Зарина выразительно посмотрела на Ладо.

– Иду, иду! А чай можно выпить? Или хотя бы кипяточку…

– Идите, девочки вам принесут ваш кипяток.

Ладо и Джуба ушли в прихожую, повалились на старый кожаный диван и стали набирать номер. Анико заварила им чай с мятой и положила розовое варенье вместо сахара. Она отнесла чай в прихожую.

– Какой райский аромат, – сказал Джуба. – Я никогда в жизни такого не пил. Большое спасибо. В вашем доме самая вкусная кухня в городе…

Ладо ухмылялся.

– А можно узнать рецепт? Я тоже люблю хороший чай. Наверное, это ваш фирменный, – не унимался Джумбер.

– Да нет, обычный индийский чай, а мята у нас под окном растет. И розы тоже, – лениво ответила Анико.

Она думала о том, что сказать завтра Индрису Ивановичу насчет телепередачи, и как было бы хорошо, если бы Якоб учился в их школе.

– Иди на кухню, женщина, – сказал ей Ладо, –  не видишь, у гостя от тебя словесный понос.

Анико стукнула его пустым подносом по голове.

– О! – воскликнул Ладо, вставая с дивана. – Ответили! Здравствуйте, подождите одну минуточку, пожалуйста, сейчас с вами будут говорить. Мама! Иди скорее!

Прибежала Зарина.

Анико ушла в кухню и включила воду, чтобы вымыть посуду. Вода еле сочилась из крана. Она вздохнула и пошла во двор с ведром.

В черном кране над каменной чашей вода бежала веселей. Анико подставила ведро. Во дворе уже стало сумрачно. В доме Элиашвили включили свет в огромной гостиной с фортепиано. На занавеске мелькали тени – Хава, ее супруг, снова Хава, Хава с тарелкой… Накрывают к ужину. А Якоб сидит, кончено, с книгой в своей маленькой комнате, где тахта застелена красно–серым клетчатым пледом, и на черный стол изливается из лампы круглый светопад. Якоб окунает в него только свой профиль…

– Анико!

– Вай ме!

– Не пугайся, это я.

– Ты где? Я тебя не вижу.

– На заборе.

Анико отошла от крана, освещенного из кухни, и увидела Якоба – он сидел на каменой стене за тутой.

– Что ты там делаешь? Что случилось?

– Ничего, просто вылез подышать воздухом.

– А что, в вашем дворе нет воздуха?

– Я пошутил. Домой иду, не хочу стучать в ворота, поэтому перелез по забору. Родители не знаю, что меня дома нет. Я в окно ушел – из туалета.

– Ты сбежал? А куда ходил?

– Да так, с друзьями надо было встретиться.

– А тебя что – не пускают?

– Не пускают. Папа говорит, они извращают традиции и плохому меня научат.

– Какие еще традиции?

– Через два дня Песах. Ребята готовят выступление. Несколько песен и театр. Будем показывать в кафе. Я тоже участвую. Папа против. Говорит – святой праздник, не надо балаган делать.

– А что же делать в праздник?

– Молиться м мацу кушать. А мне кажется, в праздник надо делать балаган.

– Якоб, а как ты там будешь выступать?

– Ребята поют, я им на саламури* подыграю.

– Не может быть! Ты играешь на саламури? Я думала, на пианино.

– Немножко. И еще в театр играю.

– А какая у тебя роль?

– Я египетский офицер.

– Нет, Якоб, ты совершенно не похож на офицера, ты похож на чародея! Я все время думала – на кого ты похож. Именно на чародея! Только надо приклеить бороду и взять посох.

– Ты имеешь в виду Моше? Его играет другой человек, для Моше я слишком тощий. Анико, приходи на праздник.

– А можно? Я же посторонняя.

– Шутишь? Какие могут быть посторонние! Пойдешь?

– Конечно! Спасибо!

– Пока!

Якоб мягко спрыгнул на асфальт своего двора. Скрипнула дверь их дома.

Анико стояла под тутой, прижав к сердцу ведро, и смотрела на забор. От радости ей хотелось вспрыгнуть на него, точно кошка, и помчаться до места, где забор переходит в сетку, а оттуда перепрыгнуть на черешню, свесившую ветви из сада Элиашвили в сад Гаглоевых, а оттуда – на другие деревья и по ним ускакать далеко–далеко, к луне. Она опустила ведро на землю, вцепилась пальцами в круглые камни забора, подтянулась и подняла ногу, чтобы найти удобную опору.

– Аннушка, – сказали сзади.

Анико отскочила от стены и обернулась.

Джуба стоял на дорожке, заглядывая за ствол дерева.

– Ты что, уходишь? – спросила Анико.

– Нет, я просто подышать воздухом… То есть, да, ухожу. Спасибо за чай, до свидания.

– До свидания, Джумбер. Заходи обязательно.

– Зайду, спасибо.

И он ушел.

Анико перевела дух. Интересно, видел Джумбер, как она лезла на стену. Слышал, как она говорила с Якобом?..

Мама скребла возле раковины черную тяжелую сковородку, голова ее была замотана платком, из–под которого торчал капустный лист.

– Где вода? – спросила она.

– Ой, я забыла во дворе.

Анико вернулась за ведром, облила всю лестницу, вернулась с тряпкой и вытерла ее. Потом поставила воду на плиту, подогрела ее, вымыла посуду, подмела пол, отмыла стол от следов хны, которой Мадина недавно красила волосы, протерла пыль на подоконнике и буфете, надраила оконное стекло… Все эти дела получились как–то сами собой, пока она радовалась и думала о том, что будет праздник, Якоб с флейтой, дорога туда, дорога обратно – вместе, вдвоем… А вдруг что–нибудь сорвется? – Нет, нет, нет, нет! Всё будет хорошо, нельзя думать о плохом, тем более, в святой праздник.

– О! Какая чистота! – воскликнула Алиса, входя с улицы. – Мадина готовится к приему гостей?

– Нет, это я готовлюсь к празднику.

– Какому?

– Трудящихся.

– А, это наш вечный праздник.  А где мама?

– Пошла прилечь, у нее голова болит. Сармат по митингам развлекается, а у мамы голова…

– А Мадина?

– Мадина весь вечер за ней по пятам ходит и доводит ее до кондрашки со своей свадьбой.

– А папа?

– Ладо! Включи телевизор! – донесся папин голос со двора.

– Вот он, – сказала Анико.

– Футбол, что ли? Кричит, как будто пожар.

Давид ледоколом рассек кухню и скрылся в комнате.

– Даже не поел… А есть чего–нибудь пожрать? – спросила Алиса, заглядывая в кастрюлю. – Картошка. Не хочу.

– Цахтон еще есть.

– Не хочу. Может, чаю выпью и пойду спать. Чай есть?

– Заварка есть, а воды нет. Иди внизу набери.

– Захрума… Надо на берег переезжать, там всегда вода под рукой. И утопиться близко,  если что…

Алиса взяла ковшик и пошла вниз. Ладо вошел в кухню.

– Папа чай просит.

– Сейчас Алиска воды принесет.

Вошла Алиса с ковшом.

– Алиска, сходи за мятой, – попросил Ладо.

– Сам иди. Я воду принесла.

– А вода есть. В чайнике.

– А зачем вы меня погнали туда?  Я и так устала, как лошадь.

– Где это ты устала? С Пепешечкой целовалась?

Алиса неожиданно вспыхнула и бросилась на Ладо. Он обежал вокруг Анико, вспрыгнул на стул, с него перескочил на другой… Алисе было сложнее бегать – с ковшом.

– Алиса, поставь этот дурацкий ковш – ты меня обрызгиваешь! – воскликнула Анико, но Алиса ее не слышала.

Ладо кинулся к дверям, выбежал в прихожую и захлопнул дверь. В тот момент, когда Алиса подскочила к ней, дверь открылась, и Алиса с торжествующим ревом выплеснула воду на входящего. Входящей оказалась мама. Она вскрикнула и остолбенела. Вода стекала с ее лица.

– Мамочка, – прошептала Алиса.

Ржание Ладо слышалось откуда–то из комнаты.

– Спасибо вам, дети, – сказала Зарина. – Я тоже буду вас именно так лечить от головной боли.