Этим летним ранним утром солнце уже стояло высоко. Его лучи ласкали дома и простых граждан, но наглым образом заигрывали с золотой броней стражников Короля. Те стояли непоколебимо, словно статуи, коими и были в начале, но добрая улыбка не оставляла их. Ведь сегодня родился маленький Львенок, сын Ориона и племянник им всем. И раньше Львята рождались редко, но после изгнания Леандра этот малыш стал первым. Поэтому сегодня Хранитель Дня и их Король призвал всех для того, чтобы взглянуть в глаза новорожденного и лично дать тому имя.

В тронном зале собралось много народу, большей частью те, кто поддерживал Хранителя, здесь были все до единого Львы Света во главе с Немеем, пришли и люди нового племени, которых приютил Король, были же здесь и тени. Ничто не могло осквернить этот день, ведь в свете его побоялись появляться соглядатаи Владыки Ночи.

В тронный зал вошли Орион и его жена, Эллея, девушка лет 19. Она принадлежала к благородному роду, достойному не столько происхождением, сколько добродетелью. Когда-то ее отец был тем, кто пытался сдержать братскую войну, а когда не смог ее остановить, то принял сторону Старшего брата. После он стал тем, кто оставался в Вечном Дозоре ночью, когда Хранителя Дня сменял Владыка Ночи, когда уходили все Львы Света и единственной защитой для достойных людей становились речи Перия. Он выступал в роли регента дня, и ему было много тяжелее других. Служа Свету и днем, и ночью, Перий зачастую забывал про сон и отдых, изматывая себя заботами о других. Ему было бы много легче, стань он Тенью, но человеческий удел был ему милее. И тяготы его службы не были забыты, и сейчас он сидел одесную Короля, по правую его сторону. Перий смотрел на свою дочь, счастливую девочку, которая шла рука об руку с одним из самых верных Львов, и был счастлив ее счастьем. Музыка, громкая и радостная, лилась все же нежно и заботливо, словно боясь разбудить младенца.

Когда Орион и Эллея подошли к трону, Хранитель уже стоял.

— Орион, Эллея, — поздоровался он поочередно с ними.

— Да, Хранитель, — ответили они разом.

— Каждый день, Орион, ты заставляешь меня гордиться. Сегодня же ты сделал меня счастливым, — Хранитель спустился со своего трона и подошел к ним.

— Сегодня в моей семье, — продолжил он,- в нашей семье родился новый герой. Это не только сын Друга Людей, но и наш с Вами, — Хранитель очертил взглядом круг лиц, к кому обращался.

— Наша с Вами обязанность вырастить его, не дать ступить на тропу зла и оставить Свет в этих маленьких глазах незапятнанным, — Король взял ребенка на руки. Тот, не открывая глаз, потянулся вперед, влекомый  теплом, которое шло от тела своего нового носителя. Хранитель улыбнулся. Он уже любил этого малыша, как своего родного сына, и уже выбрал ему роль при дворе. Но многие вещи он не знал, а посему обратился к той, чье присутствие многих настораживало.

— Кассандра, я знаю, что ты здесь. Подойди, — Хранитель, не отрывая глаз от малыша, призвал кого-то из толпы. К нему вышла высокая, стройная женщина, единственная одетая в черное.

— Прочти его судьбу, Кассандра, — сказал Хранитель.

— Последний раз это окончилось плохо, мой Король, — гордо ответила она.

— Я не Король, — произнес сухо, но не грубо он. – Но ты служишь мне, а посему не перечь.

—  Хорошо, мой Король, — специально повторила она. – Но за его судьбу я не в ответе, — сказала она и приложила ладонь ко лбу малыша.

— Как и за любую другую, — пророчески заметил Хранитель.

Через несколько секунд Кассандра воздела голову к небу, ее глаза наполнились голубым светом, а открывшийся рот пытался было что-то сказать. Эллея испугалась, но Орион взял ее в свои объятия и успокоил.

— Мальчик, — тихо начала Кассандра, — он станет защитником людей, как отец, но превзойдет всех других полукровок, — это слово, полукровка, не понравилось всем Львам, но сильнее всех Эллее.

— Он будет безропотно служить тебе, мой Король, даже когда тебя самого не станет, и сейчас я знаю, что этот день придет. Я не вижу, как и когда, но он придет. Тогда этот мальчик спасет всех оставшихся. Он справится, ведь сильнее его не будет более никого среди и людей, и среди полукровок, и среди всех слуг Вашего брата. Но скоро родится еще один мальчик. Снова, когда ночь и день будут равны, появится он. Избранник Тьмы, как этот избранник Света, дабы баланс не был нарушен. Никто не сможет найти его, но сам он явит себя и, тогда, только мой сын спасет этого Львенка, — закончила Кассандра.

Гнев родился из слов ее. Никто, кроме Хранителя, больше не верил ей, и сейчас в них слышалось лишь желание обелить собственное чадо, оправдать гнусность и предательство падшего Льва. Ропот нарастал в зале, а Хранитель все молчал. Он смотрел в только что открывшиеся глаза малыша, а тот смотрел в ответ. Это зрелище успокоило всех, а Кассандра, невольно сделала шаг назад. Она, было, хотела обернуться и уйти, но радостный голос остановил ее.

— Защитник Людей, значит? – улыбаясь, произнес Хранитель. – Клянусь Орион, ты самый счастливый из отцов, твой сын пойдет твоим же путем. Вы слышали? Он станет сильнейшим из всех! Радуйтесь, я повелеваю, радуйтесь! – счастье изливалось с каждым его словом и заражало всех вокруг.

— Защитник Людей. Гектор! Подойди, друг мой, — Хранитель быстро кинул взгляд в сторону людей нового племени и глазами позвал одного из них. Это оказался высокий и плечистый мужчина в дорогих доспехах, закрывающих большую часть его тела, опоясанный длинным мечом. Он подошел к Хранителю, не осмеливаясь посмотреть на малыша.

— Я называю его Гектор, в твою честь. Его жизнь связана с людьми, а ты докажешь, что не зря. Ночью он будет жить в твоем доме. Как и его мать. Ты не против, Орион? — приказал Хранитель и вернул малыша отцу.

— Мне будет так даже спокойнее, — ответил он.

— Что ж, тогда так тому и быть, — громко утвердил Хранитель

— Это честь для меня, — ответил Гектор и вернулся к своим людям.

— Тогда пусть начнется пир! Мои верные Львы, сегодня я разрешаю оставить все ваши посты и разделить радость с Орионом! – Хранитель встал и отправился во внутреннюю обитель.- Немей, — тихо позвал он, и молчаливый Лев проследовал за ним.

 

— Немей, — обратился Хранитель к своему самому верному соратнику, когда они остались один на один.

— Да, Хранитель, — учтиво отозвался Лев.

— Не называй меня так. Здесь никого нет, — вяло приказал только что веселый Король.- Немей, как ты думаешь, ее слова сбудутся?

— Он станет защитником людей, я уверен. Он еще слаб, но дети с нашей кровью, — Лев намеренно обошел слово полукровки, — растут быстро и становятся сильнее любой опасности, что может быть.

— Ты знаешь, что я не это имел ввиду, — бесстрастно выронил Хранитель.

— Ты беспокоишься за судьбу Гектора? Боишься, что он станет новым Леандром? – спросил Немей.

— Я беспокоюсь за самого Леандра. Это я виноват во всем. Это я требовал от него слишком многого.

— Нет, ты требовал от него только то, что должно было. Если кто и виноват, то это его мать. Никто не знает, где кончаются пророчества и начинаются ее собственные помыслы и амбиции, — Немей обращался к Хранителю, но тот был непреклонен в своей задумчивости.

— Все равно, — Хранитель подошел к окну. – Иногда я забываю, что даже Львы не такие, как мы с тобой. Я уже потерял слишком много людей. А Леандр… Он был мне, как брат.

— Я понимаю. Никто лучше меня этого не знает. Когда ты родился, я первым из всех Львов взял тебя на руки, первым услышал твое имя, Иллион. Ты, наверно, и забыл, что кто-то может звать тебя по имени. Уже тогда все видели, что ты Свет Завоевателя. Некоторые, и я первый из них, считали, что ты гораздо более добрый и справедливый, потому что это ты поменял своего отца. Будь ты младшим, увидь Завоеватель всю тьму твоего брата, то, может быть, он бы вернулся к себе прежнему, продолжил бы свой поход против всего мироздания, но нет, судьба распорядилась иначе.

— Судьба, — произнес Хранитель.- Которую мой отец покорил.

— Покорил, но странно, куда же покоренная судьба завела его. Иллион, судьба это не игрушка. Судьба это воля гораздо более сильного существа, чем мы все вместе взятые. Твой отец пожелал силы и обрел ее, но стоило ли это того. То же самое было и с твоим братом, Никтисом. Как бы сильно я не хотел ему помочь, он не слушал меня. Между тропой добродетели и порока, он выбирал всегда второе. Если бы только твой отец был здесь все это время. Обретая себя, он потерял своего сына. А этот проклятый Эаррис постоянно нашептывал ему, раз за разом, и твой брат слушал, — Немей не пытался переложить вину с младшего брата.

— Если бы только я был на его месте, — разозлился Иллион и ударил по перилу балкона. То рассыпалось, будто было сделано из песка, а не из мрамора.

— Ты не мог быть на его месте. Слуги тьмы ищут слабости и потаенные места в сердце и душе каждого. В тебе ее нет, — Немей подошел к Хранителю, который был ему, как сын, и положил руку на плечо. Тот смотрел на причиненные собой разрушения и думал об обратном.

— В тебе ее нет, — повторил первый Лев. – Но в твоем брате она была. Как и в Леандре. Ты не ответственен за их решения. И ты не мог их остановить.

Иллион развернулся и пристально посмотрел в глаза своего Льва. Тот был много выше, самый большой из всех Львов, его глаза лучились зеленым светом и стойкой верой в правильность сказанных слов.

— Тем не менее, они нашли его? – спросил Хранитель.

— Пока вернулись только двое. Они не узнали ничего нового. Осталось еще трое, но я не верю в успех. У нас в распоряжении нет вампира, поэтому нам и трудно. Вампиры служат вашему брату. Если бы Вы попросили его, Хранитель…, — Немей прекрасно знал, что братья не говорят с того самого дня, как их разделили, однако, его слова не были грубой или наглой шуткой, скорее всего, хотел проверить глубину отчаяния своего господина.

— Даже если бы я на то решился, мой брат скорее бы нашел и убил Леандра, нежели помог мне, — осознание правдивости сказанного проявилось суровостью на лице Хранителя.

— Вы плохо знаете своего брата, — ответил Немей.

— А его хоть кто-то знает? – этот вопрос не относился к разряду риторических.

 

 

Никтис стоял у трона. Его взгляд бегал по черному мрамору колонн тронного зала, по леденящим сердце пустым темным углам и возвращался обратно к своему законному седалищу. Но такое законное ли оно? Никтис злился.

Его брат восседал ныне на троне гораздо более походившем на королевский, нежели его собственный. Все эти людишки, которые были обязаны приходить сюда только по приказу его отца, не считали его своим правителем. Напротив, Никтис возводился в ранг зла и, что более его раздражало, обузы. Эти ни на что не способные, жалкие создания считали себя гораздо более правильными существами. В этом мире преданны ему были только Львы Ночи, его верные спутники, которые отправились за ним в изгнание.

Да, это было именно изгнание. Больше никогда он не увидит лучей света, и только едва уловимые его отблески бывают видны во время смены дня и ночи, во время столь быстрых сумерек.

За последние 10 лет, когда они с братом меняли друг друга, ни слова не было произнесено между детьми Завоевателя. Никтис понимал, что Эаррис нарочно подговорил его, и даже не для обретения прежней власти, а, лишь, дабы дети ненавистного Завоевателя, словно псы, рвали друг другу глотки. Младший брат знал это и тогда, но думал, что сможет использовать старого Короля, думал, что контролирует ситуацию. Так оно и было. Все бы прошло гладко, если бы не Иллион. Старший брат, за которым всегда приходилось приглядывать Младшему, опять вмешался своей недалекостью.

 Постоянно бурный нрав и вечная неугомонность сулили беду им обоим. Старший вел, младший следовал беспрекословно, а получали сполна оба. Сколько бы Никтис не пытался отговорить брата, тот не слушал. Вечно влекомый только собственной жаждой славы, Иллион непременно оказывался втянут в опасные авантюры, грозящие смертью, но все любили его, даже больше с каждой глупой выходкой, ведь он всегда был открытым, разговорчивым, черпающим знания из собственного, почти всегда печального опыта ребенком и, по совместительству, принцем. Никтис, полная противоположность брату, был замкнут внутри себя, людей ему заменяли книги, поиски славы и почета вечное изучение того, что было прежде. Немногие могли расположить его к себе, даже Немей, вечный спутник и хранитель, не способен был понять, что на уме у этого мальчика. Единственный человек, который знал, какой он на самом деле, была его мать. Высокая, красивая и неотразимая Королева любила обоих сыновей одинаково, и души их были открыты ее сердцу в равной степени. Ее веселила и радовала благая настойчивость Старшего сына, но тот никогда не был один. Столько много новых друзей и открытий он познавал каждый день, что даже не успевал замечать чьего-либо отсутствия. Младший же, даже когда следовал за братом, всегда держался в стороне, умея оставаться самым одиноким человеком на свете в самой большой компании людей. Риверрия, их мать, видела это и никогда не отказывала сыну в совете или времени. Слуги справлялись с делами государства, Великой Селуны, более чем хорошо, а верные Львы обеспечивали самую лучшую защиту, так что Королева могла позволить себе тратить все свои силы на детей. Тогда-то Эаррис и стал проявлять интерес к Никтису. Сначала он не вызывал не просто доверия, но даже малейшего интереса Младшего, но вскоре дорога к его сердцу была открыта. Жажда знаний, которую юный сын Завоевателя не мог насытить, сполна была занята фолиантами и свитками из личной библиотеки Эарриса. Сейчас Никтис понимал, что уже тогда проклятый Король пытался посадить зерно раздора между братьями, и, учитывая нынешнюю ситуацию, ему это удалось. В тех свитках была история Селуны, история двух братьев, основавших город-государство.

Те братья были гонимы из родных земель и бежали на корабле. Долго, в течении 40 дней, неугомонные ветра носили их по бескрайнему морю, пока не прибили разорванный корабль к странным берегам. Там их встретила молодая девушка. Она обещала им богатые земли, если только они смогут их защитить. Братья, едва дышащие и не понимающие всей серьезности ее слов, согласились без раздумий, их помыслы не шли дальше сиеминутного спасения. Девушка привела их к огромным пепелищам старого города, а люди вокруг в огромном множестве спешно тушили огонь и возводили стены. Каждую ночь, говорила она, на жителей нападают страшные существа, демоны. Они не убивают людей, а лишь разрушают все, питаясь горем других и являясь слугами собственной злой воли, и с каждым утром, еще до восхода солнца они уходят. Все началось с того, что кто-то проделал небольшую дыру в священной стене, защищающей город, и теперь от нее остались только валяющиеся вокруг камни. Та стена была сделана из душ основателей города, первых людей на этой земле, и если бы кто-то, продолжала она, смог восстановить стену вновь, то демоны не смогли бы войти внутрь, а построивший стал бы королем. Братья переглянулись между собой. Сил у них почти не осталось, а времени не было вовсе. Но все же они пообещали спасти город, но взяли слово, что им нельзя было перечить, а все поручения выполнять без вопросов.

Всем жителям велено было собраться и развести огромный костер, играть музыку, а оставшиеся припасы принести для пира. На пиру всем надо было радоваться да искренне, иначе все сорвется. Благодарите Богов, сказали им, за то, что сегодня ночью они покарают тех тварей, что мучают вас. С этим напутствием жителей оставили, а они исполнили все сказанное, пить же и веселиться начали даже раньше, ведь тела и души их были уже сильно изранены вечной напастью, а терпеть больше не было сил. Сами же братья собрали камни святой стены и сделали из них наконечники стрел и копий, благо младший был искусен в этом. Вечером они спрятались под видом музыкантов, едва утолив голод и жажду, и стали ждать наступления ночи.

Совсем скоро демоны объявились. Высоко парили они. Это были летающие создания, похожие и на людей, и на птиц, и на хищных зверей. Крылья были у них, длинные хвосты, большие когти и клыки. Слабость почувствовали эти твари, ведь не было горести и страха больше в жителях, были лишь радость, что скоро освободятся они от гнета. Теряя силы, стали они спускаться все ниже и ниже, тогда старший брат скинул с себя балахон и начал поражать одного за другим демонов своим оружием, верно рассудив, что святость камней поразит демонов даже сильнее, если сами эти камни окажутся внутри их плоти. Младший же не отставал, и даже превзошел во многом брата.

К утру на поле брани не осталось ни одного врага, и братья праздновали победу. Еще вечером уговорились они, что старший получит корону, а младший девушку. Но гордыня родилась в сердце старшего.

Когда возведены были стены, и его короновали, он приказал схватить эту девушку со словами: «Как брат, я отдал ее. Как король, забираю обратно». Безропотно принял младший слова брата, не встал против него, но покорился его воле. Между тем, девушка не приняла старшего. Всем сердцем любила она младшего, так и сказала она королю. Тогда тот вырвал то самое любящее сердце на глазах у брата своего. Безумен стал старший, гордыня и гнев владели им, и более не узнавал в нем родную кровь младший. Он убил его собственными руками, оставив время на раскаяние, но тот так и не отступился от своего зла. После этого, младший взошел на престол. Он женился, у него было много детей, но ту, самую первую девушку, он не забыл. Младший назвал ее именем, Селуной, свое королевство, и имя это осталось в веках. Из остатков той стены он приказал сделать тысячу Львов и поставить в каждый угол города, дабы вечно несли они стражу и никогда более зло не могло проникнуть внутрь.

Ах, если бы только младший сразу остудил пыл и норов брата, тяжело вздыхал Эаррис … Никтис задумался тогда. Когда придет время и если отец не вернется, трон займет его брат. Что станет с королевством тогда? Что станет с ним самим? Вначале ему не верилось, но после лукавые речи проклятого убедили, что Никтиса ждет судьба младшего брата, судьба самого Эарриса, и он, если не умрет, то всю жизнь будет лишь ничтожной тенью брата.

Знала ли мать об этих разговорах? Риверрия была гораздо более умным человеком, нежели казалось, и гораздо более прозорливой, чем хотелось бы ее врагам. Эаррис был главой ее близкого окружения и исполнял любые поручения. Так, может, мать хотела этого бунта, а не он сам? И все речи Эарриса были лишь проявлением ее воли? Все возможно, но тогда решение принял сам Никтис, хотя спровоцировал его брат.