3
Поток учеников поднимался по парадной лестнице и разделялся на два рукава в правое и левое крыло. А выше, прямо, краснела надпись «Актовый зал».
– Ну вот, смотри, – Алиса подвела Анико к большой стенгазете под стеклом, которая висела справа от ступенек.
Огромный голубой глаз встречал всяквходящего, взирая с листа ватмана. «Всевидящее око»* – пояснял заголовок. Газета сообщала о начале третьей четверти, а также о новых безобразиях, стартовавших вместе с ней. Школу поразила эпидемия вредных изобретений. Передовица, с рисунками и схемами, объясняла механизм действия поражающих устройств. Например, одно из них производилось из спицы велосипедного колеса. В маленькую гайку на его конце насыпалась сера со спичек, к другому концу следовало привязать нитку с гвоздиком, которым заткнуть отверстие гайки. При резком ударе гайкой о твердую поверхность раздавался громкий взрыв, конечно же, под окнами класса и во время урока. Следующая глава статьи описывала эффект, произведенный дымовой шашкой, сделанной из разломанного шарика для пинг–понга, обернутого бумагой, подожженного и заброшенного в женскую раздевалку. Автор статьи смаковал физические и моральные страдания потерпевших Однако намного больше его занимали подробности технического и химического устройства шашки. Разгоревшийся снаружи первичный огонь следовало загасить, наступив ногой, а когда процесс горения начнется в начинке из пластика, и тление примет необратимый характер, шашку следовало запускать по назначению. В конце статьи сообщалось, что за порочные развлечения были осуждены на хозяйственные работы по школе Габараев Сослан и другие безответственные лица.
– Вот это да, – восхитилась Анико. – В вашей школе учат делать взрывы!
– Чего? – не поняла Алиса. – Ты куда смотришь? Сюда смотри, – она показала на расписание уроков с номерами кабинетов, не заметное рядом с такой увлекательной прессой. – Ищи, где ваш класс будет.
– Алиса, а ваша школа религиозная?
– Почему это?
– Потому что Всевидящее око – это символ Бога.
– Ну, знаешь, никому, кроме тебя, это в голову не придет. Все остальные понимают, что речь идет о журналистике. Иди на третий этаж, у вас литература.
Индрис Иванович, однокурсник Давида Александровича, работал в этой школе директором. И вот новенькая стояла перед кабинетом литературы на третьем этаже, украдкой разглядывая своих одноклассников. Мальчики гоняли по полу ластик. Девочки двумя группами жались к окнам, периодически шарахая портфелем случайно врезавшегося в них пацана. Учительница задерживалась, и трое самых буйных нарочно загнали резинку под ноги Анико и пыталась выбить ее оттуда, визгливо извиняясь:
– Ах, мадмазель, простите, пардон, мы обронили под вас одну вещь.
– Это мое сердце, болван!
К счастью, появилась учительница.
– Это ты Гаглоева? – спросила она, увидев Анико.
Та кивнула.
– Индрису Ивановичу говорю: у меня в классе больше всех учеников – 32 человека! А он говорит – ну и что – будет 33 богатыря. А к кому же еще, как не в самый лучший класс, я могу отдать дочь своего друга. Вот так вот, – тараторила она, запуская детей в класс. – Я ему говорю: наверное, буква мешает, а он смеется.
– Какая буква? – не поняла Анико.
– Ну как – буква «А». У нас же шестой «А», это престижно. Правда, ребята? – обратилась она к ученикам.
– Подумаешь буква–шмуква, – не согласился пухленький мальчик с первой парты. – Мы сами всегда побеждаем, буква ни при чем. Конкурс строя и песни, конкурс театров, конкурс рисунков…
– Еще ану–ка мальчики и ану–ка–девочки, – добавил его сосед по парте.
– Потому что мы ашники, мы не можем проиграть!
– Я не согласен, Карина Кареновна!
– Хорошо, не время для дискуссии. Я вам хочу представить нашу новую ученицу. Это Анико Гаглоева. Дочь журналиста и врача.
Пацаны засмеялись.
– Куда тебя посадить, детка?
– Можно туда? – спросила Анико, показывая на третью парту в левом ряду – там сидела девочка с большими послушными глазами.
– А, с Лейлой. Вообще–то я с ней никого не сажаю, она всем разрешает списывать. Ну да ладно, садись, посмотрим на твое поведение.
Анико села рядом с Лейлой. Та вежливо улыбнулась ей, и стало спокойнее.
– Раз в этом классе выжил такой хрупкий цветочек, значит, я тем более справлюсь, – подумала она, доставая причиндалы и поглядывая сбоку на Лейлу.
В ее косы были художественно вплетены ленточки, а шейку обнимал гофрированный белый леденец.
Анико почувствовала себя дикой тварью из дикого леса. Она невольно принюхалась – чем, интересно, пахнет от такой принцессы? Лейла покосилась на нее, Анико отвернулась к другому ряду. Она тут же встретилась взглядом с бровастым мальчиком, который рассматривал ее, картинно подперев ладонью голову.
– Георгадзе, знакомиться будешь на перемене, – обратилась к нему учительница. – Ты домашнее задание сделал?
– Конечно! Почти…
– Тогда иди к доске и объясни нам, что значит конечно–почти.
– Ну, Карина Кареновна, я больше не буду.
– Что не буду?
– Знакомиться.
– Это твое личное дело, а к доске все равно иди. И тетрадь с домашним заданием не забудь.
Георгадзе печально побрел к доске. Мальчик со второй парты, сочувственно обернувшись ему на встречу, выставил в проход свою ногу. Георгадзе наступил на нее, сказал: «Какой–то мусор на полу валяется» и прошел дальше. Мальчик тихо выругался по–грузински и метнул в спину прохожему алюминиевую линейку.
– А вот Гоша балуется! – пожаловался Георгадзе, почесывая спину.
– Не ябедничай, а рассказывай правило, потом объясни, как и почему расставил знаки препинания.
– Ну… эта… короче….
– Да, Сережа, покороче, если можно, – согласилась Карина Кареновна.
– Ну, короче…
– Эта, – подсказал кто–то с первой парты.
Все засмеялись.
– Ну че вы, – смутился Сережа. – Я забыл. Меня линейкой убили.
– Значит, два? – уточнила Карина Кареновна.
– Не–не–не! Я отвечу. Эта… Правило такое. Когда предложение сложное, то эта… короче, там надо ставить запятую. Или там тире, или там точку с запятой. Ну, знак, короче.
– Какой знак? Может, вопросительный?
– Ну, можно и вопросительный.
– Ага… Это новое слово в науке, Сергей.
– А! Нет, нельзя вопросительный. Надо препинательный.
– Неологизм принят. А где именно его надо ставить?
– В центре предложения.
– Точно в центре? Линейкой измерить?
– Да. Нет, зачем линейкой. По смыслу. Вот один кусок – а вот второй кусок.
– Ты, наверное, хорошо умеешь курицу делить за столом. Хорошо. Кто подскажет, как найти центр, в котором поставить знак?
Анико широко улыбалась, наслаждаясь выступлением одноклассника, и взор учительницы остановился на ней.
– Может быть, наша новенькая расскажет? А?
– Я дословно не помню, но могу, – сказала Анико, вставая.
Она уже перестала бояться нового класса.
– Ну иди сюда, помоги товарищу.
– Чтобы определить, где центр, надо найти подлежащее с его группой и зависимое от него сказуемое с его группой – это будет первое предложение, а потом найти второе подлежащее с его группой и сказуемое с его группой – это будет второе предложение в составе сложного. Там, где заканчивается первое предложение и начинается второе – там надо поставить знак препинания – запятую или тире.
– Молодец, Гаглоева, – сказала довольная Карина Кареновна. – Постой пока у доски. Сейчас Георгадзе напишет нам предложение и разберет его, а ты поможешь.
– У меня рука что–то болит, – пожаловался Сергей. – Правая.
– Можешь писать левой, – разрешила учительница. – Или ногой. Мне не жалко.
Георгадзе, постанывая, стал выводить на доске слова. Учительница пошла между рядами, заглядывая в тетради учеников и в некоторые из них тыкая указкой: «У тебя ошибка, Мадина…. Молодец, все идеально, Шалва….» Анико наблюдала за ней и в который раз рассматривала своих новых одноклассников.
– Некоторые симпатичные. Но в основном так себе, типичные представители, – подумала она. – А училка ничего.
Карина Кареновна, туго перетянутая ремнем, который сдерживал от взрыва ее полнокровную фигуру, доставляла удовольствие глазам. Ее губки блестели, как ягоды из варенья, а крепкие, точно проволока, крупные кудри сверкали на солнце и упруго покачивались в такт шагам.
– Ну, что, Анико, поможешь? – подмигнула Карина Кареновна? – Или ты там загораешь?
Анико повернулась к доске и отошла от нее на несколько шагов, чтобы охватить взором предложение, написанное огромными кривыми буквами во всю ширь доски. Она прочитала его и показала пальцем на запятую:
– Вот здесь сотри и тут поставь, – сказала она шепотом Сергею.
Тот сделал реверанс. Класс засмеялся.
– Потише, пожалуйста, – попросила учительница. – А то мы не услышим, что там шепчет Анико. Сидите тихо, как мышки!
Класс засмеялся еще громче. Анико опомнилась, взяла тряпку, вытерла все неправильные знаки и буквы в словах и написала верные.
– Ну, что ж, всем спасибо, – сказала Карина Кареновна. – Анико получает свою первую пятерку, а Сергей – свою миллион–первую тройку. Аплодисменты. Садитесь…
Анико отправилась к своей парте. Она заметила, что прямо за ней, на последней парте сидят два одинаковых мальчика. Они одинаково смотрели на нее с выражением лица «готовы на любую пакость». Анико на всякий случай внимательно посмотрела на свой стул – нет ли там кнопок или пластилина – стул выглядел безопасным. Она осторожно опустилась на него, но внезапно стул выскочил в проход между партами, как живой. Анико взвизгнула.
– Козловские! – строго сказала учительница, постучав ручкой по столу.
– Это не мы! – хором ответили Козловские.
– А кто же вы? Может, Пушкины? Или Некрасовы? Тогда идите к доске, разберем стихотворные предложения.
Братья грохнули партами и побежали к доске. Анико вернула свой стул на место, села и спросила у своей соседки:
– Что они сделали со стулом?
– Просто ногой выдернули. Смотри – вот так протягиваешь ногу под партой к стулу впереди и толкаешь его за ножку в сторону. Только у меня нога не дотягивается – или надо совсем под парту залезть.
– Кенкадзе! Ты следующая! – сказала Карина Кареновна.
Лейла покраснела, словно ее публично отхлестали по щекам, и опустила
голову. Анико потихоньку сползла под парту и попробовала дотянуться до стула сидящей впереди девочки. Ей действительно пришлось опуститься ниже уровня парты. Она достала до ножки стула и слегка толкнула ее, чтобы проверить свои возможности. Девочка обернулась и перегнулась через парту – Анико увидела над собой ее нос и поскорее вылезла, чтобы не заглядывать снизу в страшные ноздри.
– Не балуйся! – басом приказала девочка и отвернулась.
– Кто это? – беззвучно спросила Анико.
– Азиза Магомедова. Она шутит, она добрая, – прошептала Лейла. – Пиши скорее, а то Каркар идет.
После урока Лейла собрала портфель и куда–то исчезла.
– Жаль, – подумала Анико. – Могла бы и подождать…
Она поспешила вслед за одноклассниками, чтобы найти, где будет следующий урок. Все сливались по стертым ступенькам на второй этаж.
– Эй, новенькая, дашь списать математику? – спросил ее на ходу крепкий парнишка, который сидел на втором ряду, тоже на предпоследней парте.
– Меня зовут Анико.
– Ну и что. А меня Аслан. Так дашь или нет?
– Нет.
– Это почему?
– А ты подумай.
– Если бы я думал, я бы не просил списать.
– Логично. Дело в том, что я тут первый день, я даже не знаю, что вам задавали.
– Ладно, прощаю. А завтра дашь списать?
– А ты мне что?
– Как это я тебе что? – искренне удивился Аслан.
– А почему я должна давать тебе списывать просто так?
– Потому что ты отличница.
– Кто тебе это сказал!
– И так видно. В первый день уже пятерку получила.
– Короче, отличница или нет, а кому попало я списывать не даю, не думай, я тебе не корова.
– Зачем корова?
– Затем, что корову доят.
Прозвенел звонок, Анико вошла в класс.
– Не понял, – протянул Аслан…
Лейла уже сидела на своем месте, низко опустив голову над учебником математики.
– Ты так быстро ушла, я даже не поняла, куда ты делась, – шутливо сказала ей Анико.
– Извини меня, – испугалась Лейла, Анико даже стало стыдно. – Просто перемена маленькая, а Чума не любит, когда опаздывают.
– Чума?
– То есть, Марина Батразовна.
– А почему она Чума?
Вдруг все затихли и встали – учительница вошла в класс, но голос ее ворвался чуть раньше тела.
– Сели, открыли тетради, Нана Чилахсаева, к доске, пишем задачу из домашнего задания, кто будет болтать – выходит к доске вместо Чилахсаевой! – с сильным акцентом командовала она.
– Видишь, какая, – одними губами проговорила Лейла, показав головой на Чуму.
Анико кивнула.
– И худая, как страшный недуг! – улыбнулась она.
– Кто это там улибает? – спросила учительница, выстрелив голосом в сторону их парты.
Лейла втянула голову в плечи, Анико прилежно выпрямилась.
– Кто это, я вас всех спрашиваю, что за незнакомка сидит? Сейчас я сама посмотрю, – она склонилась над журналом, и ее черные пряди с рыжими перьями свесились над столом, как протуберанцы…
После математики выходили из кабинета уже не так резво: Чума лишила сил даже братьев Козловских. Лейла собрала портфель и ждала за партой.
– Ну, пойдем, где у нас английский?
– На третьем этаже, только в другом крыле.
Английский язык вела красивая молодая дама Нина Камерлановна.
– Вот, наверное, ее старшеклассники достают, – предположила Анико.
– Почему? Она хорошая.
– Именно поэтому, – и Анико жестом изобразила размер груди Нины.
К несчастью, Нина как раз в этот момент посмотрела в ее сторону, собираясь познакомиться с новенькой. Она гневно выпрямилась.
– Все, возненавидит теперь, – прошептала Анико.
Нина Камерлановна не стала знакомиться – пронесла свой взгляд мимо Анико. Говорила она только по–английски, лишь изредка и в самом крайне случае, когда никто ничего не понимал, вставляя осетинские или грузинские слова. Держалась она как английская королева, где–то подцепившая чесанский акцент.
– Какое у нее погоняло? – спросила Анико.
– Что у нее?
– Ну, прозвище.
– А! Big Ben.
Анико хихикнула.
– Она была в Англии, – прошептала Лейла. – И рассказывает об этом на каждом уроке. Хвастается. Все слушают, но никто ничего не понимает. А учителя перед ней прямо стелются. У нее муж какая–то шишка в правительстве.
– Даже Чума стелется?
– Нет, кроме Чумы. И Индриса. И Смерти.
– А Смерть – это кто?
– Она пение ведет, увидишь завтра.
– Петь – с таким именем…
– Она очень добрая…
Big Ben между тем уже рассказывала о своей жизни в каменном особняке в центре Лондона. Анико прислушалась. Речь шла о том, как англичане моют посуду: не хозяйственным мылом и не содой, как мы, а специальным шампунем, который они даже ленятся смывать – так и ставят тарелки в сушилку, и вода с пеной стекает с них в поддон.
Фу! – сказала Анико. – И потом едят из мыльных тарелок?
Did you understand me? – удивилась учительница.
Yes!
Well, tell us about yourself.
My name is Aniko. I have mother, father, 2 sisters and 2 brothers. And a cat. We live in a big house in a very beautiful town.
Ok, thank you, dear.
Нина смягчилась.
Where did you studу English? – спросила она.
At home. My brother is a student, he speaks English very well.
Did he ever been to London or anywhere else abroad?
No.
Oh! It’s a pity…
После урока Аслан снова подошел к Анико.
– Слушай, хочешь сходить со мной в «Чермен»?
– С ума сошел? С какой это стати я пойду с тобой в кино?
– Смотри на нее, какая гордая, – скривился Аслан. – Я сам с тобой не пойду.
– Что это с ним? – спросила она у Лейлы? – Считает, что пойти с ним в кино – это подарок судьбы?
– Конечно. Мальчики вообще такие… Считают, что мы должны радоваться любому знаку внимания с их стороны.
– А у вас в классе есть нормальные мальчики? Умные, симпатичнее?
– Ты же почти всех уже видела, сама решай, симпатичные они или нет. Эдик Шавлохов отличник, Шалва Габуния лентяй, но очень умный. Еще хорошо учатся Батик Дряев, и Гоша, и… А ты куда? Сейчас физ–ра, идем, а то не успеем переодеться.
– Я не взяла форму. Хотела к брату в класс заглянуть.
– Я пойду тогда, увидимся в раздевалке.
Анико нашла класс Ладо – мальчики надевали синие фартуки в кабинете труда. Некоторые носились друг за другом с деревянными брусками и молотками.
– Шпионка! – заревел какой–то восьмиклассник, наставив на Анико ножку от недоделанного табурета.
– Сам шпионка. Я к Ладо.
– Ооо! – обрадовались все хором.
– Что «о»! Кретины! – сказал Ладо. – Это моя сеструха. Чего тебе, Анико?
– Ничего, просто так зашла. Сколько у тебя уроков? Может, домой вместе пойдем.
Ладо вывел ее в коридор и строго сказал.
– Не надо ко мне ходить – поняла? Ты девочка или кто? А домой я хожу с друзьями. А ты ходи со своими подругами. Понятно?
– Ой–ой–ой! – обиделась Анико. – Ну и не надо. Попросишь ты у меня что–нибудь, я тебе припомню.
Анико показала ему язык, Ладо зашел в класс и захлопнул дверь. Вместо него вышел Сослан, одетый в длинный синий халат. Явление женщины в мужскую компанию его совершенно не смущало.
– Привет! – он прислонился плечом к дверному косяку и улыбался до ушей.
– Что, прославился на всю школу – как изобретатель адских машинок? – подколола его Анико.
– Надо же. Там в списке двенадцать фамилий изобретателей, а ты увидела только меня. Ничего, не смущайся, дорогая, это нормально…
Анико пожалела, что заговорила с ним и поскорее пошла в раздевалку. Оттуда доносился радостный визг. Анико открыла дверь – кран для умывания испортился, и из него брызгала вода – полураздетые девчонки отпрыгивали и пищали. В раздевалке пахло потом и резиной. Анико нашла Лейлу – та сидела в уголке, уже переодетая в темно–синюю шерстяную форму, и причесывалась. Анико присела рядом.
– Что тут за цирк? – раздался громкий мужской голос.
Девчонки завизжали так громко, что Анико невольно зажала уши.
– Да не захожу я, не кричите. Что там у вас?
– Фонтан из крана, Тамерлан Николаевич.
Дверь приоткрылась – заглянуло широкое усатое лицо. Девчонки отшатнулись, прикрываясь платьями, снова сработала сирена.
– Да не смотрю я на вас, кран хочу. Емына дэ ахэсса*… – ругнулся учитель, увидев кран, и скрылся.
Вскоре из коридора послышался его крик:
– Кто свинтил кран, покажите мне этого круглого отличника, я из него квадрата сделаю! Вышли все в зал, бистро! Козловские, вы свинтили?
– Почему сразу Козловские!
В спортзале было холодно, Анико захотелось назад, в вонючую раздевалку.
– Почему без формы? – накинулся на нее Тамерлан Николаевич.
– Я не знала, я первый день.
– Иди тогда гуляй – мне тут сачки* не нужны.
Анико ушла. Из зала донесся топот ног и команды учителя:
– Бегом, по кругу, быстрее, еще быстрее! Я из вас квадратов сделаю!
Анико взяла портфель и пошла на экскурсию по школе. Внизу, в большом вестибюле, висел неприятный голубой сумрак. Анико огляделась и поняла, откуда он берется: две стены напротив друг друга были украшены пионерами–великанами, в красных галстуках, под огромным голубым небом. Пионеры поражали красотой: румяные, белолицые, с роскошными черными бровями и миндалевидными глазами. Художник явно писал их со своего идеала. Краски уже выцвели от времени – казалось, что пионеры постепенно растворяются в небе, как детство… Анико поднялась к надписи «Актовый зал». Здесь пахло чем–то съедобным. Анико решила заглянуть. Оказалось, что в глубине зала, в стороне, противоположной от сцены, скрывается столовая. Там стояли три стола со стульями. Анико подошла к прилавку.
– Сачкуем? – подмигнула ей буфетчица. – Что тебе дать?
Анико порылась в кармане фартука и наскребла 12 копеек.
– Дайте хлеб с котлетой и чай.
Она отошла к окну, жуя «горячий хлеб с холодным хлебом», как это называл Ладо. Однако в этот день котлета была такой же холодной, как и хлеб – оба словно умерли.
За окном висел туман, и старый пирамидальный тополь протягивал из него свои ветки, будто и он хотел хлеба с котлетой.
– Почему я не могу пойти в школу Якоба, – думала Анико. – Почему счастье всегда так близко, но недоступно?