43

Шимон  высадил их на дороге под рестораном. Автобус уехал. Здесь было многолюдно – на террасе курили мужчины. Многие спустились к дороге и чего–то ждали. Из города выехали два грузовика, в кузове сидели молодые парни. Потом проехали милицейский УАЗик, КАМАЗ, еще милиция, трактор…

– Ну, снимай уже, что ты смотришь! – опомнилась Анико.

– А что снимать? Просто люди, машины….

– Снимай, Саур! Когда ты видел в четверг и плохую погоду столько людей и грузовиков в этом месте!

Саурмаг достал камеру, приладил ее на валун, сел за него и стал снимать понемножку, короткими очередями. Якоб пошел в ресторан – спросить, как и что. Он вернулся четверть часа спустя и принес с собой поесть – хлеб и холодное мясо.

– Якоб! Это то что надо! – воскликнула Анико. – Я сегодня вообще не ела. Утром проспала.

– Ешьте, я успел два раза позавтракать.

– Смотрите – танк!         

– Это БТР.

– Здорово! И солдаты!

– Это милиция – ты что, не видишь?

– А они же в касках.

– Ну, внутренние войска. Что–то серьезное намечается.

– Вы ешьте, а то потом некогда будет, надо туда идти, вперед.

Пока Саурмаг и Анико разделывались с едой, Якоб достал из кармана сложенные листовки.

– Смотрите, что мне Лука дал. Это в Тамарашени жителям раздавали.

Анико развернула бумагу.

«Граждане!

23 ноября 1989 года в 3 часа дня в Самачабло, или в так называемой Юго–Осетии, в центре Цхинвали по инициативе местных грузин проводится санкционированный митинг, основные цели которого:

1) национальные проблемы межнациональных отношений;

2) референдум;

3) вопрос нормализации межнациональных отношений;

4) защита национальных и человеческих прав грузин, проживающих на земле исторического Самачабло*.

В этот день в Цхинвали двинется вся Грузия. В митинге примут участие национал–политические партии и организации Грузии. Сбор начинается в 9 часов утра у Дворца спорта и Дома кино. Транспорт мобилизован. Все к Цхинвали! С нами Бог! Да здравствует независимая Грузия! «

От имени партии национальной независимости Грузии, Общества Ильи Праведного, Союза Хельсинкской группы Звиад Гамсахурдиа, Ираклий Церетели, Ираклий Батиашвили».

– Боже мой, – пробормотала Анико. – Вся Грузия… Как же она поместится в маленьком городе?

А Саурмаг направил объектив на листовку и заснял ее текст. Анико развернула вторую.

«Обращение к осетинам г. Цхинвали и Джава в связи с митингом 23 ноября 1989 года. 

«В последние дни в Цхинвали распространялись слухи, якобы целью национального движения Грузии является выселение осетин в наказание за те безумные требования, которые недавно выдвинул Совет депутатов г. Цхинвали. Распространители этих слухов – провокаторы, сеющие вражду между братьями. Не слушайте их! Как зеницу ока храните братство наших народов! Знайте, что судьба осетинского населения в будущей Грузии будет зависеть от того, как проявите вы солидарность и братство сегодня! Объясните своим детям и внукам, что вы живете на земле Грузии и потому обязаны уважать Грузию! Объясните им, что и нам, и вам братство нужно как воздух. Нам надо, чтобы осетины встали рядом с нами в нашей национальной борьбе. Вы вместе с нами должны бороться за независимость Грузии, ибо в будущей свободной Грузии дети всех народов будут жить лучше, чем сегодня. Братья и сестры, мы надеемся на вас. Не предавайте нас.»

– Что–то я не понимаю! – сказала Анико. – Сначала они говорят «убирайтесь с нашей земли совсем», а потом – давайте вместе бороться. Против кого вообще бороться?

Саурмаг повернул объектив в сторону дороги.

– А я думаю – против себя самих. Если следовать логике.

– Зря мы сюда приехали, – сказал Якоб. – Лука говорит – надо нам убираться, пока не началось. Он слышал, что сюда едут машины с оружием, так что это не просто митинг. Они даже собираются ресторан закрыть через час.

– Ясно дело, – отозвался Саурмаг. – Что не просто митинг. На Цхинвали двинется вся Грузия. Офигеть просто…

– Давайте уходить, – повторил Якоб.

– Я не уйду, – ответил Саур. – Я оператор и буду снимать. А вы идите, вам все равно тут делать нечего, камера–то одна. Потом сам отнесу ее Кекнадзе.

– Нет уж, – возразила Анико. – Вместе приехали, вместе уедем. Давайте пока подождем. Если станет опасно, тогда и будем решать.

– Хорошо. Тогда давайте пройдем немного вперед. Все туда идут, – предложил Якоб.

– Пошли.

Они спустились на дорогу и тоже двинулись по ней к Никози. Там уже стояли поперек движения те самые грузовики и милицейская машина. Люди влезли на холм вдоль трассы и смотрели в сторону Гори.

– Давайте тоже залезем, – сказал Саурмаг.

Он вскинул камеру на плечо и пошел на штурм крутого грязного склона. Якоб протянул руку Анико. Она взяла ее. Ладонь у него была горячая, а у нее ледяная. Разве можно о чем–то еще думать, кроме этих ладоней? Счастливый день!

Когда они почти добрались до верха, люди вдруг зашумели:

– Едут, неформалы едут! Смотрите! Смотрите, сколько машин! Гигантская колонна!

Саурмаг бешено заработал ногами, помог себе свободной рукой и вырвался на хребет. Он тут же включил камеру и навел ее на дорогу. Якоб тоже поторопился, втянул Анико – и они увидели, как вылетают из–за поворота Икарусы, а за ними разные легковые машины. Над некоторыми развевались бело–красные флаги. Якоб забыл отпустить руку Анико. Они стояли рядом, прижавшись плечами, и смотрели. Когда первые машины подъехали совсем близко, Саурмаг круто повернул камеру вниз. Анико тоже посмотрела туда и вскрикнула. В толпе молодых парней стоял Сармат. Анико рванулась к нему, Якоб схватил ее сзади за локти.

– Ты что!

– Сарматик!

– Стой спокойно. Видишь, где машины остановились – далеко, не наедут они на него! И еще солдаты туда идут.

– Солдаты! И Сармат против солдат? Без шапки!

– Да не будут же они стрелять в людей! Просто стоят, чтобы никто не подрался.

От испуга Анико никак не могла понять, что он говорит, и ему пришлось тянуть ее наверх, на вершину холма.

Из автобуса вышел грузный человек в сером плаще, без шляпы и направился прямо к милицейским офицерам, которые толпились посреди дороги и чего–то ждали. Саурмаг нацелил на него объектив. 

– Гумбаридзе, – сказал старик, стоявший рядом. – Просит пропустить в город. А это видел? – он показал ему кукиш.

Анико смотрела только на Сармата.

– Если мама узнает, что он здесь, она с ума сойдет.

– А если она узнает, что ты здесь?

– Надо отвести его домой.

– Анико, успокойся, все будет хорошо. Поговорят и разойдутся, как всегда. Как будто первый митинг видишь.

– Разве это похоже на митинг? Смотри, сколько автобусов приехало! Разве эти люди похожи на студентов? Зачем они свои головы завязали?

– Наверное, это у них такая униформа. Слушай, зря мы сюда приехали, надо пробираться домой.

Но шоссе уже было заблокировано с обеих сторон. 

– Танки, – бормотала Анико.

– Я тебе говорю – это БТР!

– И солдаты в касках. Может, это война началась?

– Война закончилась в 45–ом. Давай–ка пробираться в город, а то ты заболеешь.

– Нет… Я не пойду без Сармата. Я лучше спущусь к нему.

– Там взрослые мужчины, тебя просто задавят и не заметят. Давай руку и пойдем – здесь, поверху. По дороге не пройти, но по холмам мы проберемся в обход города, в парк, а там – домой.

– Нет.

Конечно, она дала руку Якобу – разве можно иначе – но пусть попробует сдвинуть ее с места.

Саурмаг подошел к ним.

– Подержи камеру, Якоб, у меня руки отмерзли, надо погреть. Снимать умеешь? Просто смотри в глазок и вот эту клавишу нажимай – так приближение, так удаление.

Якобу пришлось взять камеру и заменить Саурмага, пока тот спрятал руки внутри пальто, под мышками.

Внизу шли переговоры Гумбаридзе и похожих на него начальников с другой стороны. Солдаты отошли в сторонку, но по–прежнему держали перед собой полукруглые щиты. А людей собиралось все больше и больше. Сверху картина напоминала фасолевый суп с выпирающими из массы мослами – грузовиками и бронемашинами. Внезапно из толпы приехавших стали что–то громко кричать. Двое мужчин влезли на крышу своего автомобиля, скандировали и размахивали красно–белым флагом. Анико разобрала только слова «долой»  и «все равно пройдем». Ей становилось все страшнее.

Гумбаридзе вернулся в автобус. Автобусы приезжих стали гудеть, флаги вновь заколыхались над ними, взревели моторы. На грузовик посреди шоссе влез мужчина и стал отчаянно кричать в сторону города. Он призывал перекрыть дорогу так, чтобы ни один незваный гость не прошел. Якоб рывками перемещал камеру то на него, то на гудящие автобусы.

– Дай–ка мне! – не выдержал Саурмаг. – Спасибо, что помог, теперь я сам.

Неожиданно он полез вниз.

– Куда ты? – Анико рванула за ним, но Якоб опять не пустил ее.

Саурмаг скатился по склону и скрылся за спинами взрослых.

– Не надо, Саур! – кричала Анико. – Вернись! Там машины!

Ей казалось, что автобусы вот–вот поедут прямо на толпу. Якоб стиснул ее руку и не давал побежать за Саурмагом. А внизу тем временем образовалась настоящая стена: молодые ребята взяли друг друга под руки и выстроились поперек дороги на город. Сармат стоял почти в центре. Их было человек 30 в первом ряду, но за ними стояли и другие, тоже взявшись за руки или обнявшись за плечи. Автобусы ревели. Анико закрыла глаза руками.

– Они не едут, не едут! – кричал Якоб.

Постепенно моторы заглохли. Осталось только гудение голосов. Анико посмотрела вниз. Парни стояли все так же, стеной. Гумбаридзе вылез, опять поговорил с кем–то, потом ушел через колонну машин.

– Все равно не уйдем! – орали неформалы.

А стена стояла молча. Анико немного успокоилась, но все еще дрожала. Она вдруг обнаружила, что Якоб давно уже обнимает ее, сжимает ее плечи, а она сама вцепилась в его ладони. Вот это да! Анико растерялась. Она ослабила руки, и Якоб медленно отпустил ее.

– Не убежишь?

Она промолчала, вдруг все слова вылетели из памяти. Спустя минуту они вернулись, выстроились во фразу: куда я от тебя денусь. Но было поздно: внизу вдруг поднялся шум, люди стали ругаться с военными. На одном из БТРов появился портрет Ленина – человек влез с ним на башенку и пытался укрепить палку. Рядом покачивался трехцветный флаг Осетии. На склон влезли молодые мужчины и развернули транспарант «Осетия всегда была, есть и будет Советская». 

– Сармату это не понравится, – сказала Анико.

Но Сармат не обратил на транспарант никакого внимания, он так же стоял в ряду остальных парней и смотрел вперед, на колонну неформалов из Тбилиси. У них были свои флаги и транспаранты. Усатый офицер милиции в фуражке и шинели в одиночку отвечал возбужденным демонстрантам, сдерживая их напор. Его слушались и постепенно умолкали с хмурыми лицами.

– Они что – раненные все? – спросила Анико женщина, только что  взобравшаяся на крутой холм.

– Кто?

– Эти, – она указала на неформалов.

– Нет, просто повязки себе сделали, чтобы не перепутать своих с чужими.

– И когда они успели стать чужими…

В это время несколько мужчин с повязками стали бросаться вперед, туда, где стояли солдаты. Они требовали пропустить их, иначе они проедут на автобусе. Милиционеры хватали их и оттаскивали. Толпа гудела и колыхалась. А Сармат с мальчиками все так же стояли поперек дороги. В толпе за ними появились растяжки: «Кто против перестройки, тот против народа», «Всем народам – равные права». Веселый круглолицый человек влез на кабину грузовика и размахивал красным флагом. Вскоре к нему присоединился еще один, тоже с флагом. Люди с повязками пришли в движение, они стали прорываться, их оттесняли щиты… Ясно было, что дальше этой человеческой стены никто уже не двинется.

– Идем! – решительно сказал Якоб и потащил Анико еще выше на холм и потом вниз, в сторону лесопарка. Они удалялись от дороги в тишину.

– Смотри–ка – ребята с Текстильщика, вдруг сказал Якоб.

Анико увидела развалины гаража, костер под его крышей и пацанов, рассевшихся на ящиках.

– Салют, Кабо.

– А, Музыкант. Здорово! А это кто?

– Гаглоева.

– Сармат не родственник тебе?

– Брат.

– Ну, тогда ладно, проходите. Погрейтесь и валите домой. Сегодня не детское время.

Они присели у костра.

– А этот почему связан? – спросил Якоб и кивнул на мальчика лет пятнадцати, сидевшего в углу.

Руки его лежали на коленях двумя рыбками, которых связали за хвосты.

– Шпион, мать его за ногу, – ответил Кабо. – Тащил пачку грузинских листовок. Мы перехватили.

– И куда вы его теперь?

– Подумаем еще.

В этот миг издалека послышались выстрелы и крики. Мальчишки вскочили и выбежали из гаража. Якоб с ними. Кабо на секунду вернулся и крикнул:

– Гаглоева, посмотри за шпионом, мы сейчас.

Она вышла вслед за ними и увидела, как они скрылись на тропе, ведущей наверх.

– Яша!

Но никто не ответил. Анико замерзла и вернулась в гараж. Мальчик откинул голову на кирпичную стену и печально смотрел на нее полуприкрытыми глазами.

Анико сказала ему по–грузински:

– Хочешь – уходи. Я тебя отпускаю. Мне они ничего не сделают.

– Не могу.

– Можешь, говорю.

– Не могу уйти. Ноги связаны.

– Давай я развяжу.

Анико присела около него и попробовала оттянуть петлю на веревке. Но ей не удалось даже ухватиться за нее.

– Ничего себе. Какие мощные узлы. Кто это тебя так замотал?

– Да эти… Бандиты с большой дороги. Есть у них один жирняк Николай, он и завязал.

– Какие они бандиты – просто пацаны, как и ты. Отпустят, не переживай. Тебе больно?

– Нет. Только ноги затекли.

– Я нож поищу.

Анико прошла по гаражу, перевернула кучу барахла у стены, но ничего не нашла.

– Зря вы все это затеяли, – сказал шпион. – Здесь территория Грузии, нельзя устанавливать свои порядки. Надо идти вместе со всеми.

– Куда идти?

– На свободу от русской империи. В независимость.

– А мы что – против?

– А что – нет?

– Это вы против. Говорите, чтобы мы убирались за перевал.

– Это уже после того, как вы не захотели отделяться вместе с нами от СССР.

– А зачем отделяться? СССР не говорит, что мы люди второго сорта, в СССР все национальности равны.

– Вот–вот. И советская власть вам нравится. И Сталин нравится. И Гитлер.

– Умоляю! При чем тут Гитлер? Сталина старшие любят, потому что с ним они фашистов победили. Мой дедушка всю войну прошел, а ты говоришь – Гитлер.

– Мой дедушка тоже на войне был. И насмотрелся на ваши методы войны. На своей же территории мирных людей убивали тысячами.

– Что ты такое говоришь!

– Знаешь, где мой дед воевал? Под Москвой. Чтобы фашисты не прошли в Москву, Сталин открыл шлюзы на водохранилищах рядом с Москвой. И вода пошла на поселки вдоль рек. А людей даже не предупредили. Так они и тонули вместе с домами. А дедушка и другие солдаты все это видели. Они даже никого спасти не могли, потому что приказа не было. Маленькие дети тонули, а они не могли им помочь. Там людей льдинами убивало и морозом, никто не мог выжить. 

– Что за бред! Этого просто не может быть!

– Еще как может. А если Сталин целые народы погрузил в товарные вагоны и выслал в пустыню. Без еды, воды, лекарств, в товарняках, с маленькими детьми и стариками – как думаешь, многие доехали живыми? Это тоже было военное решение. А ты говоришь – при чем тут Гитлер. При том, что разницы между ними нет никакой. А вы хотите советскую власть.

Анико ничего не ответила, ее мысли застряли в тонущих поселках…

– Сидите? – это вошел Кабо, а за ним остальные пацаны, и Якоб тоже.

Последним в гараже появился Сослан Габараев.

– Вот он, – Кабо показал на шпиона.

– Тамаз Мерабишвили. Знаю его, на Дачной живет.

Сос увидел Анико.

– А она что тут делает?

– Она с Музыкантом. Согреться пустили.

– Ты почему из дома вышла?

– Тебя забыла спросить! Отпусти мальчика, он ничего плохого тебе не сделал.

– Иди домой! – сказал Сос.

– Не твое дело! Ребята, отпустите Тамаза! А то я все Сармату расскажу.

– Вы погрелись? Идите, – сказал Кабо Якобу.

Тот пошел к выходу.

– Идем, Анико.

Пацаны решительно молчали. Ей пришлось подчиниться.

– Кола, проводи, – послышался голос Габараева. 

Плотный подросток выскочил вслед за ними из гаража и пошел рядом по тропе.

– Не надо нас провожать! – воскликнула Анико. – Не маленькие!

Николай не удостоил ее ответом, он просто шел в двух шагах за ее спиной. Анико решила сделать вид, что его не существует. Она спросила Якоба:

– А куда это вы все убежали? И что там стреляло?

– Там люди стреляли. Настоящая перестрелка выше на горе. Кажется, кого–то подстрелили. А ресторан разгромили. Даже буквы на крыше сломали. Грузинская надпись осталась, а русская и осетинская – валяются внизу. Стекла выбили в окнах…

– А люди? Лука и другие?

– Я их не увидел, там нет никого. Наверное, они ушли еще до начала всего этого. Лука мне говорил, что они собираются.

– Слава богу…

– Да. Но что–то мы долго идем. А домов не видно.

– Может, мы из–за тумана их не видим.

– А почему скалы и деревья видим? И откуда тут скалы?

– Может, мы в обратную сторону идем?

– Наверное, свернули вправо по тропе и не заметили.

Николай молчал, но глаза его под козырьком фуражки беспокойно стреляли по сторонам.  Тишина пространства стала плотной. Якоб остановился и сразу превратился в размытый силуэт за снегопадом. Анико испугалась и быстро вернулась к нему, пока он не исчез совсем. Его ушанка наросла сверху белым мехом.

– Яша, что происходит?

– Лучше не отходи от меня. Лучше не идти дальше. Непонятно куда мы идем.

– Э! Вы где там? – послышался голос Николая.

– Тут мы. Что–то не так. Мы явно ушли в другую сторону.

– Что за туфта, мы не могли уйти в другую сторону, – силуэт Кола приблизился и остановился. – Где тут другая сторона, если там впереди город, а сзади – трасса. Тогда значит, мы через трассу каким–то образом перешли и поднялись наверх? Но мы не поднимались ни на какой верх!

– Не ори, – тихо сказал Якоб.

Все замолчали. Анико стало мутить от ужаса. Наверное, так же чувствует себя человек, который внезапно ослеп и оглох, и никакой помощи нет рядом.  Она придвинулась к Якобу.

– Ничего не слышно, – прошептал он. – Вообще ничего, ни звука. Так не бывает.

– В горах бывает, – сказал Николай.

– Но мы же не в горах.

– Не в горах. Твою мать… Где мы? – вдруг заорал Николай.

Он выложился в этом крике, но голос его утонул в снежном болоте.

– Давайте все равно попробуем идти, – предложил Якоб. – А то замерзнем. Куда–нибудь придем.

Кола стал ругаться на трех языках.  Он пошел последним. То и дело он кидался вправо или влево и разбрасывал сугробы ногами. Потом снова ругался. Якоб и Анико шли молча. Стало немного смеркаться, под ногами явно появился склон. Анико несколько раз поскользнулась, Якоб удержал ее. Когда прошло около получаса, земля снова выровнялась, и еще немного потемнело. Если бы не Якоб, который медленно и равномерно шел вперед, Анико давно бы уже плакала.

Вдруг сзади раздался вопль, а затем хруст льда.

– Что это?

– Эй! Николай! – позвал Якоб. – Это ты кричал?

– Чтоб я заглянул в твою черную могилу, – донеслось по–осетински откуда–то издалека.

– Бежим, с ним что–то случилось. Николаша! Где ты?

– Осторожнее, я провалился куда–то.

Якоб остановился.

– Стой, Анико, тут что–то есть. Яма или что–то такое.

Анико пригляделась и увидела разлом. Она села на корточки. Прямо перед ними – выступающий из–под снега разбитый  лёд, а дальше – пустота – аппликация черным на белом листе.

– Так, не дышим и отползаем назад, – сказал Якоб. – Давай руку. Не вставай.

Анико протянула ему руку. Послышался тихий треск.

– Аннушка, ложись на лед, я тебя подтащу.

Анико послушно растянулась. Рывок – и она прокатилась носом вперед.

– Хорошо, теперь вставай и отходим назад.

– Яша, под нами тоже лед?

– Я не знаю. Сейчас проверим.

Они остановились в нескольких шагах от разлома.

– Ибиомат! – ругался Николай. – Куртку порвал. Что за дьявольское место!

Якоб расчистил снег под ногами.

– Не знаю, лед это или земля, но вроде, твердое. Стой тут, никуда не ходи. Я посмотрю, как его вытащить.

Он лег на живот и пополз к краю.

– Давай я тебе за ноги подержу, – сказала Анико.

– Ладно, только сама вперед не двигайся.

– Хорошо. Я держу тебя.

Якоб вытянулся в полный рост на льду.

– Николай! Я тебя вижу. Можешь протянуть руку?

– Сейчас, если встану. Ногу вывихнул. Или сломал – не знаю. Не видно ничего тут, кругом бугры.

– У тебя спичек нет?

– Спички? Есть спички! Сейчас найду. За подкладку завалились…

В этот момент лед немного обломился, и Якоб нырнул головой вниз. Анико взвизгнула и дернула его за ноги.

– А! Погоди! – закричал он. – Мне так голову льдом отрежет! Тяни медленно.

– Что там у вас? Я нашел спички. Сейчас, – Николаша зажег огонек.

Лед под Якобом красиво засветился, словно окно.

– Ух ты! – воскликнул Якоб. – Пещера, что ли?

– Дьявол ее знает. Надо отсюда выбираться.

– Что там, Яша? – спросила Анико.

– Тут как будто Луна или другая планета. И все заледеневшее.

– Э! Пацаны, вы не поверите – я рыбу нашел! – вдруг засмеялся Николай.  – Замороженную. Может, это магазин был?

Якоб с помощью Анико выбрался из провала и отполз на твердую землю.  Он сел на снег и перевел дух.

Нико внизу, в пещере–магазине, зажигал одну спичку за другой и освещал все вокруг. Он находился в сияющем провале, среди ледяных осколков, фигур и кристаллов. Желтый огонь отражался в тысячах зеркал. А сверху опускался темно–голубой пепел.

– Вон там можно подняться, – сказал Кола, протягивая руку со спичкой. – Там пологий подъем. Я пошел. Пополз… И вы туда идите.

Анико и Якоб обогнули провал, перелезли через бугры и увидели спуск.

– Бежим!

Они спустились по колено в снегу и пошли навстречу Николаше по хрустящим коркам. Иногда они ломались, но под ними было пусто – мерзлая земля.

– Николай! Зажги еще спичку!

– Ни за что. У меня последняя осталась. А нам еще выбираться из этого дурдома! Вот же я, я вас вижу, идите на меня.

Они нашли его, взяли под руки и повели наверх. Кола наступал на одну ногу, вторую он не чувствовал и тащил за собой.  Очень медленно, уже в полной темноте, они выбрались на склон и упали, чтобы отдышаться. Анико перевернулась на спину. Хотя было темно, она вдруг поняла, что видит мир вокруг. Снегопад кончился и больше не заслонял его. Она увидела высокие хребты, а за дальним – под выглянувшей луной – заблистал остроконечный снежный пик.

– Смотрите, смотрите! Скорее! Где это мы оказались?

– Шени деда! – выругался Николай, перевернувшись на спину.

Анико стала догадываться. Она вдруг вспотела и почувствовала, как поднимаются волосы на голове.

– Якоб…

– Похоже, мы возле Эрцо.

– Да, – прошептала Анико.

– Где? – завопил Николай. – Вы рехнулись? Или издеваетесь?

– Смотри! – вскочил Якоб. – Это дом!

Кола приподнялся. Чуть поодаль, справа от них стоял знакомый дом. Окна едва заметно светились, и наконец, стало видно, что перед ними – озеро.

– Я сплю! – зарычал Николай и стукнул себя по больной ноге.

От боли он согнулся до земли и вцепился зубами в рукав.

– Озеро ушло, – сказал Якоб. – Воды нет.

Николаша застонал.

– Верно, вода ушла, – подтвердила Анико. Она вдруг перестала бояться. – Лиора предупреждала, что так и будет. Пойдемте в дом, погреемся. А утром поедем домой. Не бойся, Николай, мы знаем, как отсюда выбраться. Тут есть хорошая тропа, она ведет прямо на дорогу, а там тормознем кого–нибудь. Яша, бери его, пойдем скорее, а то снова снег начинается. Якоб взял Николашу с другой стороны, и они побрели к дому. Кола всю дорогу стонал. Он вдруг потерял все мужество, когда обнаружил несостыковку с реальностью. Двери дома легко открылись. Внутри было тепло и тихо, на столе в кухне тлела керосиновая лампа, а на подоконнике стоял семисвечник. Ребята уложили Николашу на кушетку, сняли ботинки, укрыли половиной покрывала. Он оглядел дом, снова застонал и закрыл глаза.

– Ты не умеешь суставы вправлять? – спросил Якоб.

– А ты уверен, что у него вывих? А если это перелом? Нет, я не умею. Но я знаю, что надо приложить холод и сделать шину. Давай наберем снега, завернем его в полотенце и приложим. А шину можно сделать… я сейчас поищу, а ты набери снега – вот есть полотенце.  Анико открыла ящики буфета. В них лежали старинные серебряные приборы, стальные ножи, скалки… ничего подходящего. Но в нижнем шкафчике она нашла овальную доску для мелихи – такая же была у Хавы, Анико много раз смотрела, как она высаливает мясо на этой доске.  Наверное, годится – доска из прутьев широкая и не такая твердая, как ножи и скалки.  В четыре руки они наложили компресс на ногу Николаши, а потом зафиксировали сустав доской, привязав ее шарфом. Нико все время молчал, закрыв глаза, только один раз сказал грустно:

– Здесь никогда раньше не было дома, я точно знаю.

– Ничего, не думай об этом, – Анико погладила его по лбу. – Мы тебе сейчас чаю сделаем – хочешь?

– Нет.

Он снова закрыл глаза и вскоре уснул. Анико нашла под печью целую корзину щепок.

– Яша, тут нет газа, только дрова. Сможешь развести огонь?

– Конечно. Спички еще есть?

– Постой! Мы же от лампы можем запалить.

– Точно! Мы тупицы. Яша, а кто зажег лампу? Она? Может, она наверху? Давай я схожу посмотрю.

– Я думаю, она сама появилась бы, если бы считала нужным. Нет ее тут. Нас закинула зачем–то, а самой нет. Давай, налей воды в чайник. Вон за дверью полное ведро.

Якоб сложил щепы шалашиком в печке и поджег их.  Анико поставила медный чайник с водой на круглую чугунную лепешку и села на пол рядом с печкой. Становилось все теплее, за сводчатым окном разбушевалась снежная буря. Завывало наверху, входная дверь затрубила и хлопнула. Якоб вышел и запер ее на засов. Звуки остались снаружи, перестали проникать в дом.  Якоб сел рядом с Анико и помешал горящие щепки кочергой.

– Надо повесить наши вещи, чтобы просохли, – сказал он.

– Да, давай.

Анико сняла пальто, ботинки, свитер – у него промокли рукава. Колготки тоже были мокрыми, но она не решилась их снять. Она взяла куртку и свитер Якоба и развесила все на стульях, придвинув их ближе к печке. Потом снова села.

– У Николаши тоже всё мокрое.

– Не надо его будить. Может, до утра и так подсохнет.

– А здесь хорошо, правда?

– Правда. Только мама понятия не имеет, куда я делся. Она с ума сходит. Да и твои тоже.

– Яша, мы все равно ничего не можем сделать. Давай не будем об этом думать.

– Давай, конечно. Только я не понимаю, зачем нужно было устраивать этот цирк.

– Но ведь озеро исчезло. Значит, наш город в опасности. Он тоже может исчезнуть.

– Ну, озеро, наверное, высохло.

– Высохло? Целое озеро?

– Значит, его слили. Прокопали канал и слили для орошения угодий в засушливых землях.

– А где у нас засушливые земли?

– Не знаю. Может, вода понадобилась для водопровода в селе.

– Яша, я думаю, это Лиора сделала, чтобы нас предупредить.

– Она не способна влиять на природу и общество. Она может влиять только на саму себя и свой дом.

– А тогда как же мы тут оказались? Дело не в озере, Яша. Может, это и не она его осушила. Но она знает, что это какой–то знак. Может быть, случится страшное землетрясение. Или потоп. Представь себе: вдруг вся вода из озер и рек начала собираться где–то под землей – и в один прекрасный момент она вырвется фонтаном прямо в городе и затопит его.

– Вырвется, нет еще! Из канализации?

– А что если и так?

– Сказки это.

– А вот такой переход из парка в горы – не сказки?

– Нет. Это физика, ее не изученная часть.

Голосом Анико говорил ее оптический двойник – сама она просто сидела на деревянном полу рядом с Якобом и думала – когда–нибудь был в ее жизни такой счастливый момент или вот этот – самый–самый? Потом и вовсе стало лень думать и говорить. Из–за чугунной печной затворки выбивался запах дыма. В ней виднелся огонь, слышался треск и едва слышный писк.

– Все–таки это самый лучший день в моей жизни, – сказала Анико.

– Ночь, – уточнил Якоб. – Или день тебе тоже понравился?

– День тоже.

– Понятно. Парень сломал ногу, стонет от боли, родители сходят с ума, а тебе все нравится.

– А тебе? – Анико повернулась к нему.

Якоб встал.

– Твой микроскопический чайник давно закипел. Я сниму его. Интересно, тут есть какая–нибудь заварка? Можешь сидеть, я сам поищу.

– Хорошо…

Якоб стал открывать и закрывать все подряд ящики и дверцы. Ничего не найдя, он влез на стул и пошарил на буфете.

– Над печкой висит мята, – сказала Анико.

– Где? Черт. Почему ты сразу не сказала?

Якоб влез на стул, чтобы отвязать пучок мяты.

– Интересно, тут есть чашки?

Якоб спрыгнул и стал отламывать сухие веточки.

– В шкафах полно тарелок, но чашек нет ни одной, – бурчал он, засовывая их в чайник. – Можно подумать, что жители дома пили прямо из чайника. Или из озера – как лошади.

– Мне никто не нужен, кроме тебя, – хотела сказать Анико и уже открыла рот, но у нее вдруг отнялись ноги и руки.

Якоб опустил медную крышечку на чайник, потом повернулся, прислонился спиной к буфету и сполз на пол. Он был очень румяный и смотрел прямо на Анико. Слишком худое лицо, тонкая кожа, веки похожи на лепестки хризантемы.

– Ты самый красивый на свете, – беззвучно прошептала Анико.

– Чего? – Якоб немного наклонился к ней.

– Какого хрена так жарко? – громко зарычал Николаша. – Дайте попить!

Кушетка скрипнула, он сел и сразу застонал, схватившись за ногу. Анико и Якоб вскочили.

– Вода есть?

– Сейчас! Надо стакан найти! – Анико лихорадочно оглядела кухню.

– К черту стакан! Вон ведро дайте, я из ведра попью.

Якоб кинулся к ведру и притащил его на кушетку. Николай легко поднял ведро и отпил из него несколько больших глотков.

– Не выяснили, кто хозяин дома? – спросил он, переводя дух. – Наверху есть кто?

– Нет, наверху никого нет. Дом пустой, – ответил Якоб.

– А жратвы не нашли?

– Нет ничего. Давно никто не живет.

– Неужели? А кто тогда зажег лампу и свечи? Дежурный лесник?

– Ну… Как бы да, в таком духе.

Николай выпил еще воды, отдал ведро и устало повалился.

– Который час? – спросил он.

– У нас нет часов. И луны не видно, на улице метель поднялась.

Николай упал на подушку. Якоб отнес ведро на место. Он постоял, глядя в окно. Анико осталась у буфета.

– Я все–таки схожу наверх, – сказал Якоб и взял семисвечник.

– Я с тобой.

– Идем. Там есть кровати. Нам надо отдохнуть.

Они вышли на лестницу. Здесь было холодно, вой ветра наполнил дом. На втором этаже свечу стало задувать, и Якоб прикрыл ее ладонью. Анико засмотрелась на эту ладонь и едва не упала – перила вдруг оборвались, и лестница – две старые балки с остатками ступеней – стала шаткой.

– Стоп. Дальше не ходи, – сказал Якоб.

Он поднял свечу как мог высоко и заглянул на второй этаж. Дверь комнаты приоткрылась под напором ветра. За ней лежал сугроб. Холодно стало как на улице. В комнате чернела нежилая пустота, снег заносило внутрь через разбитые окна. Две другие двери вообще отсутствовали. Слабый свет свечи позволял увидеть только дверные проемы, ведущие в космос.

– Идем обратно, – Якоб взял Анико за руку. – Осторожно поворачивайся и берись за перила.

Доски под ногами захрустели, перила подались под рукой, свеча погасла.

– Быстрее!

Они перепрыгнули наугад через оставшиеся ступеньки и заскочили в кухню. Здесь было все так же тепло и уютно, горела старая лампа, Николаша спал и похрапывал. Они прислушались к дому. Наверху выло, но, кажется, разваливаться он не собирался.

– Надеюсь, утро все–таки придет, – сказал Якоб. – Давай выпьем чай и ляжем спать. На полу тепло, а под голову найдем что положить.

Они отодвинули стол к окну, а на пол возле печки бросили шапки, шарф и уже подсохшую куртку Якоба. Анико потрогала чайник.

– Он уже не горячий. Можно пить из носика.

– Пойдет. Давай его сюда.

Они сели на куртку и стали по–очереди пить мятный чай.

– Вкусно, правда?

– Очень! Никогда в жизни не пила  такой чудесный чай!

– Даже есть расхотелось.

– Совсем расхотелось!

Когда чай кончился, они легли, положив под головы свои шапки.

– Спокойной ночи, Яша.

– Спокойной ночи.

Якоб лежал на спине и смотрел в потолок.